встретившей их. Но нападение Уварова и Платова имело огромное значение для общего хода сражения: батарея Раевского была нами отбита, а в два выигранные часа (от 12 до 2 часов дня) мы успели к угрожаемым пунктам подтянуть резервы и даже передвинуть 2-й корпус Багговута с правого фланга на левый, к д. Утице; 4-й пех. корпус занял пространство между батареей и с. Семеновским.
Убедясь, что на левый фланг произведено не очень серьезное нападение, Наполеон возобновил атаки на батарею Раевского. В 3 часа, после страшно упорного боя, причем в батарею ворвалась неприятельская кавалерия с тыла, наши войска вынуждены были уступить столько часов доблестно обороняемый ими пункт позиции. Наполеон, по взятии батареи, бросил вперед массы кавалерии; но они были встречены русской конницей, которая преградила им путь. Между батареей Раевского и Семеновским произошел кровавый и упорный бой, прекратившийся около 4 часов, вследствие утомления войск, причем кавалерия могла атаковать только рысью, артиллерия умолкала.
Конец Бородинского боя (Верещагина)
Тяжелые чувства испытывал Наполеон, сидя под курганом у Шевардина; пред ним происходило что- то небывалое, совершенно неожиданное. Он знал, что превосходит русских в силах и, к удивлению, не может сломить их сопротивления. Ни трофеев, ни пленных, как бывало в прежних сражениях, нет. Ежеминутно с разных концов поля сражения прискакивают ординарцы с просьбой подкреплений. Наконец он решил, по предложению Бертье, объехать поле сражения. В четвертом часу он выехал к Нею и Мюрату к д. Семеновской. По всему пространству, по которому ехал Наполеон, в луже крови лежали лошади и люди поодиночке и кучами. Подобного зрелища, такого количества убитых на таком малом пространстве, никогда не видали еще и Наполеон и никто из его генералов. Гул орудий, не прекращавшийся в течение девяти часов, усиливал впечатление картины. Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидел позади Семеновского и кургана русские войска, которые стройно стояли на второй позиции, в полной готовности продолжать бой; их орудия, не переставая, гудели и дымили по всей линии. Сражения уже не было. Хотя в распоряжении Наполеона и было 19.000 гвардии, которую он мог бы бросить вперед для решения участи сражения, но, не слушая совета своих маршалов, полководец решил не прибегать к этому последнему средству, так как, вероятно, не рассчитывал сломить русских[5] . Через три часа Наполеон вернулся назад, «против обыкновения, с красным лицом, с вклоченными в беспорядке волосами и усталым видом».
Бородинское поле сражения (Фабер дю-Фор) (Муз. Щукина)
Перестрелка продолжалась по всему полю сражения до наступления темноты; но чувствовалось всеобщее утомление; кое-где еще были частные попытки кавалерийских и пехотных частей броситься в атаку, но без решительного успеха. Выстрелы час от часу редели, и битва замирала.
Кутузов, бывший в центре позиции у Горок, не переставая следил за ходом боя и, как мы видели, успел изменить и первоначальное расположение войск, передвинув во время боя 1-ю армию с правого фланга к центру и на левый фланг, а также везде успевал своевременно посланными подкреплениями восстанавливать бой. Но главной его заботой было управление духом войск, что, как ученик Суворова, он выполнял мастерски.
Мы видели его распоряжения для замены Дохтуровым унесенного с поля сражения Багратиона. Когда дали знать, что взят в плен Мюрат, хотя и ошибочно, он послал адъютанта поехать по войскам и объявить об этом. Когда донесли, что французы заняли флеши и Семеновское, он подозвал Ермолова и сказал ему: «Съезди, голубчик, посмотри, нельзя ли что сделать». В третьем часу атаки французов прекратились. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Вдруг приезжает полковник Вольцоген с докладом от Барклая-де-Толли, что войска страшно расстроены, и сражение проиграно. Кутузов не верил тому, что слышит, страшно рассердился и приказал передать Барклаю, что его сведения несправедливы и что настоящий ход сражения известен ему, главнокомандующему, лучше, чем Барклаю.
«Отбиты везде, — горячо говорил взволнованный полководец, — за что я благодарю Бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской!»
Но когда вскоре приехал Раевский с докладом, что войска твердо стоят на своих местах и французы не смеют их более атаковать, Кутузов приказал Кайсарову писать приказ о бое на следующий день и послал адъютанта по линии объявить, что на завтра мы атакуем.
И эта весть, объявленная от главнокомандующего, которую каждому хотелось услышать, поднимала дух, нарождала новые силы; измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.
Наполеон и его армия были в изумлении перед противником, который, потеряв почти половину армии, стоял также грозно в конце, как и в начале сражения. Верно сказал Ермолов, что «под Бородиным французская армия расшиблась об русскую». Русские, действительно, одержали нравственную победу, убедили противника в том, что он не может нас победить. Но победа наша была куплена дорогой ценой: из 113.000 чел. мы потеряли 57–58.000 чел., в том числе 21 генерала; урон французов из 130.000 чел. 50.000, в том числе убитыми и ранеными 43 генерала[6]. «Битва генералов» или «Могила французской кавалерии» — вот европейское прозвище Бородинского сражения. Трофеи с обеих сторон почти равны: у неприятеля отбито 13 орудий, мы потеряли 15. Пленных не брали; их с каждой стороны было не более 1.000 человек.
Ночью французы очистили занятые ими во время боя пункты нашей позиции и отступили за р. Колочу и к Шевардину. Несколько раз войска вскакивали в панике, ожидая нападения казаков. Палатка Наполеона была окружена каре гвардии. На утро генералы собрались вокруг ее, и Ней громко критиковал бездеятельность и нерешительность Наполеона в день сражения. Наполеон не возражал и был весьма обрадован донесением, что русские очистили поле сражения и потянулись к Можайску. До 11 часов вечера Кутузов не отменял распоряжений к возобновлению сражения, но когда поговорил с приехавшим в это время Дохтуровым и убедился в громадности понесенных войсками потерь, приказал начать отступление к Можайску.
Сражение при Бородине (Д. Скотти)
27 августа, в 6 часов утра, русская армия снялась с позиции в полном порядке и тишине; французы заметили наше отступление только в 10 ч. утра, когда на поле сражения оставался только арьергард Платова.
Бородинское сражение было очистительной жертвой за оставление Москвы и дано было Кутузовым для удовлетворения общественному мнению и голосу армии.
Позиция, выбранная для боя, была несильная и укреплена слабо: профиль укреплений был настолько незначителен, что кирасиры Тильмана, во время атаки на батарею Раевского, перескочили ров и бруствер без особого труда[7]. Позиция была занята неправильно, почему во время боя пришлось половину войск переводить по полю сражения к центру и левому флангу позиции. Набег Уварова и Платова помог выиграть необходимые для этого два часа, но все-таки войскам Багратиона пришлось шесть часов вести бой против втрое превосходящего в силах противника. Все эти ошибки были искуплены небывало доблестным поведением войск. Кутузов превосходно управлял боем и правильно оценил его значение.
Наполеон, думавший одним ударом окончить войну, убедился, что разбить нашу армию не может и, следовательно, ему, вместо отдыха, предстоит ужасная, ничего не обещающая хорошего, борьба, а при малейшей неудаче — гибель.
Сосредоточив 100.000 на фронте в 2 версты, между Колочей и старой смоленской дорогой, он, наверное, рассчитывал дать парадное сражение, хотя и грубо-прямой фронтальной атакой. Конечно, это могло стоить больших потерь, но он никогда о потерях не думал, а, главное, не допускал мысли, чтобы его чудные войска, при огромном численном превосходстве, не сломили сопротивления русских, которым и позиция для боя не давала никаких преимуществ. И вдруг такое неожиданное разочарование!
Много лет спустя в своих мемуарах он так оценивает Бородинское сражение: «Из всех моих сражений самое ужасное то, которое я дал под Москвой. Французы в нем показали себя достойными одержать победу, а русские стяжали право быть непобедимыми… Из пятидесяти сражений, мною данных, в битве под Москвой выказано (французами) наиболее доблести и одержан наименьший успех».
Кутузов, в донесении государю о сражении, выяснил причину необходимости отступления, но не
