потерял сознание. Когда мы подъехали к городу, он был уже наполовину мертв. Он продолжал дышать, но все остальное было потеряно. Он больше не приходил в сознание, но в течение трех дней продолжал дышать. Он умер бессознательным.
Его медленная утрата чувств и его окончательная смерть очень глубоко врезались мне в память».
Для Раджнеша исчезновение его любимого дедушки было подобно крушению всего мира. Бхагаван продолжал описывать, как он чувствовал смерть своего дедушки:
«Когда он умер, я почувствовал, что было бы предательством есть. Теперь я не хотел жить. Это было детством, но посредством этого произошло что-то очень глубокое. В течение трех дней я лежал без движения, я не мог встать с кровати. Я говорил: „Если он умер, я не хочу жить“. Я выжил, но эти три дня были переживанием смерти. Умерев тогда, я пришел к пониманию, и теперь я могу говорить об этом, хотя в то время это было только неясное переживание. Я пришел к ощущению, что смерть невозможна…»
Когда однажды его спросили, какое событие дало ему толчок к духовному развитию. Бхагаван ответил так:
«Такого события нет. Это происходит много раз. Бывает, какое-то событие производит переворот в жизни человека. В моей жизни не было такого события, которое можно назвать причиной такой перемены. Однако самое ценное воспоминание в жизни это то, которое касается смерти».
То, что произошло с его любимым дедушкой, привело его к более глубокому осознанию феномена смерти. Так, он говорит. «Смерть пристально посмотрела на меня еще прежде, чем начался ход жизни». Бхагаван добавляет дальше, что «для меня возможность становления какого-либо моего центра была разрушена с первых шагов моей жизни. Первый центр, который образовался, был разрушен». Эта смерть вызвала глубокое изменение в Раджнеше как в индивидуальности. Это было так, как если бы почва ушла из-под ног, и возник облик реальности. Разрушение интимной, глубоко сердечной связи принесло, помимо этого, свободу быть тотально собственной самостью — быть одиноким.
Бхагаван показывает это так:
«„Фактичность“ одиночества охватила меня с семи лет. Одиночество стало моей природой. Его смерть освободила меня навсегда от всех отношений. Его смерть стала для меня смертью всех привязанностей. С этого времени я не смог бы образовывать узы отношений ни с кем. Всякий раз, когда мои отношения с кем-либо приближались к интимным, та смерть пристально смотрела на меня».
Здесь необходимо понять, что смерть не сделала его негативным по отношению к другим. Он только перестал рассматривать других в контексте связывающего отношения. Отсюда, «смерть» стала контекстом каждого живого существа, с которым он вступал в близкий контакт. Он постоянно осознавал с тех пор, что человек, к которому он чувствует близость сегодня, может легко уйти завтра.
Размышляя дальше о смерти своего дедушки, Бхагаван говорит:
«Это событие можно считать первым, оставившим глубокий отпечаток и оказавшим сильное влияние на мой ум. С тех пор это было всегда со мной, каждый момент сознания жизни неизменно ассоциировался с сознанием смерти. Соответственно, быть или не быть имело одинаковую ценность для меня».
Чувство одиночества имело значительные последствия для его естественного роста. Настоящая реальность смерти и тщетность поиска какой-либо постоянной связи подвели его ближе к пониманию, что в становлении одинокий человек также становится по-настоящему счастливым. Вот как Бхагаван объясняет это:
«С того времени, каик первое ощущение одиночества становилось все глубже и глубже, нечто новое начало происходить в моей жизни. В тот первый раз одиночество было для меня только несчастьем, по постепенно оно перерождалось в счастье… С тех пор я не страдал ни от какого несчастья».
Для него становилось очевидным, что его одиночество на самом деле было состоянием становления, центрированным в его собственной самости. Это было состояние, в котором он не стремился почувствовать независимость от других. В действительности это была свобода от независимости, которая сделала его постоянно счастливым. Он подтверждает:
«Не было другого способа, кроме возвращения к моей собственной самости. Я был, так сказать, отброшен назад к моей собственной самости. Постепенно это делало меня все более и более счастливым. Я почувствовал, что близкое наблюдение смерти в столь нежном возрасте стало благословением к изменению меня».
После смерти дедушки Раджнеш начал жить со своими родителями и семьей в Гадарваре. В то время Гадарвара был маленьким городом с населением в двадцать тысяч жителей — оно с тех пор удвоилось. Город находится в шестидесяти милях от города Джабалпур. Его горожане — главным образом купцы, приверженцы индуистской религии, а сам город окружен маленькими деревнями. В нем есть начальная школа и публичная библиотека.
Раджнеш был принят в Гандж Праймери Скул Гадарвары в возрасте семи лет. Но даже в этом раннем возрасте он находил традиционное школьное образование слишком узким и ограниченным для своего творческого интеллекта. По этой причине в течение двух лет его не могли убедить в необходимости регулярного посещения школы. Его мама рассказывает, что ради того, чтобы не пойти в школу, он мог придумывать любую историю. Однажды он пришел домой плача и сказал, что не пойдет в школу снова, потому что учитель применил к нему физическое наказание. Мама была потрясена и попросила младшего дядю Раджнеша Шикхарчанда пойти и немедленно поговорить с учителем. Дядя взял маленького Раджнеша с собой и направился к школе, но по дороге Раджнеш рассказал ему, что притворился и что учитель не наказывал его. Он просто не хотел идти в школу.
Раджнеш никогда не одобрял отупляющего и бессмысленного образования и бездарных учителей. Он отвергал всю систему с самого начала. Он не видел ничего ценного в обучении, ничего большего, чем просто слова или бессмысленные детали, ничего, что помогло бы ему в своем внутреннем поиске. Он стал совершенно безразличным к школьному курсу обучения и испытывал большую антипатию к изучаемым предметам. Бхагаван так описывает свои чувства к этому обучению:
«Начиная с детства, я не интересовался ни одним предметом в школе — отсюда мое плохое знание истории! Меня всегда озадачивало, почему мы должны были помнить эти глупые имена, почему, на кой ляд, нас заставляли помнить имена некоторых людей, даты, точные даты, точные имена..? А все, что эти люди сделали, такое безобразное! История — это ахинея! Почему же нас заставляли? Поэтому я почти никогда не присутствовал на уроках истории. Я никогда не интересовался уроками языка, любого языка.
Весь мой интерес с самого начала заключался в том, как превзойти ум. Никакая история не может помочь, никакая география, никакая математика, никакие языки — ничто не может помочь. Все эти вещи не существенны. Все мое существо двигалось в совершенно другом направлении».
Раджнешу было бы трудно связать себя с каким-либо учителем, потому что он не мог найти никого, способного понять его нужды или кто пережил бы его желание поиска. Эта ситуация так же, но другим образом отбросила Раджнеша назад к его центру — он однажды опять обнаружил себя одиноким.
