своем месте. Не пользовались спросом за рубежом и 800 тысяч душ крепостных, пожалованных Екатериной фаворитам и вельможам. Но часть дохода, извлекаемого из труда миллионов крепостных, все же уплывала за рубеж в виде расходов бар на развлечения в европейских столицах [327].
Обобщая, можно сказать, что крепостнический режим и являлся главной причиной дефицита; львиную долю доходов, получаемых крепостными крестьянами, получала не казна, а барин, использовавший их на потребительские нужды.
Приспело время дать общую оценку тридцатичетырехлетнего царствования Екатерины II, причем руководствуясь широкомасштабным критерием. Продвинулась ли Россия вперед по пути прогресса? Мы имеем в виду развитие экономики, правового государства, науки, культуры, просвещения, градостроительства, укрепление мощи страны, повышение ее престижа в Европе, наконец улучшение благосостояния народа. На все эти вопросы мы должны дать положительный ответ, в котором, как нам представляется, читатель, прочитавший книгу, может убедиться и сам.
Порицать же императрицу — имея в виду тоже ее крупномасштабные недостатки — можно за ужесточение крепостного режима, распущенность и излишнюю расточительность. Под последней подразумевается не сооружение дворцов, а расходы на путешествия и пожалования фаворитам.
Часть II
Екатерина и ее окружение
Глава XI
Императрица
Нарисовать словесный портрет императрицы чрезвычайно сложно, прежде всего потому, что оригинал был крайне многолик. Историку грозит опасность впасть в крайность: превратиться в панегириста ее личности, либо, напротив, в хулителя. За множеством исключающих друг друга черт характера можно не разглядеть главного, определяющего, наградить этот характер столь мозаичными свойствами, что портрет будет выглядеть достаточно размытым. Многие специфические черты натуры императрицы вытекают из ее принадлежности к слабому полу; отсюда ее склонность к кокетству, невинным забавам, поиски мужского плеча, на которое можно опереться, и т. д.
Предваряя содержание главы, сделаем три оговорки. Во-первых, многогранная государственная деятельность императрицы раскрыта в предшествующих главах, и поэтому нас в первую очередь будут интересовать черты характера, душевные, то есть общечеловеческие, качества Екатерины. Во-вторых, поведение императрицы на протяжении ее продолжительного царствования претерпевало существенные изменения, обусловленные возрастом, прочностью занимаемого ею трона, внутри- и внешнеполитической обстановкой. Наконец, третья оговорка состоит в наличии в главе повторений, правда, редких, но неизбежных, поскольку без них утрачивается обоснованность оценок и наблюдения.
Узурпировав трон, Екатерина пребывала в растерянности и неуверенности. Месяц спустя после переворота она писала С. Понятовскому: «Я должна соблюдать тысячу приличий и тысячу предосторожностей и вместе с тем чувствую все бремя правления»[328] .
Удержать корону оказалось труднее и сложнее, чем овладеть ею, и это вынуждало императрицу остерегаться любого поступка, пускай и соответствовавшего ее взглядам, но противоречившего установившимся в стране традициям, лавировать между придворными группировками и сословными интересами групп общества.
Неуверенность Екатерины не осталась незамеченной и иностранными наблюдателями. 25 октября 1762 года граф Бекингем доносил в Лондон: «Наружность императрицы выражает самую глубокую меланхолию», подобное состояние «превращается у нее в привычку, хотя она не знает, чем это объяснить. Недели энергичных действий, бодрого духа сменялись временем беспокойства за будущее». Почти год спустя этот же дипломат не заметил существенных изменений в поведении императрицы. В депеше от 22 августа 1763 года он сообщал, что ей приходится преодолевать массу «искусственно воздвигаемых трудностей… Она также сознает, что главный ее недостаток в глазах народа то, что она иностранка, и потому считает своей обязанностью придерживаться предрассудков русских»[329].
В другом свете Екатерина выглядит в пору зрелости, когда она почувствовала прочность своего положения и приобрела более широкую свободу действий. На эти годы падает законотворческая активность императрицы, появление важнейших нормативных актов царствования. Это время продолжалось примерно два десятилетия (1767–1786) и отличалось, кроме всего прочего, пристальным интересом императрицы к внутренней политике. Согласно донесению посла Фридриха II графа Сольмса, относящемуся к 1767 году, государыня просила уверить короля, что «она считает себя положительно вне всякой опасности по этому поводу (возможности переворота. — Н. П.)». Мнение Екатерины подтверждает английский поверенный в делах Генрих Гарлей, доносивший 30 июля 1768 года: «Удивительно, какие трудности пришлось ей преодолеть и с каким непреодолимым усердием устранила она все, что только могло внушить ей малейшее опасение. Теперь корона так утвердилась на ее голове, что я не предвижу никакой случайности, могущей побудить ее сложить эту корону в пользу своего сына». Лорд Каскарт в августовской депеше того же года вполне соглашался с мнением Гарлея: «Ее необыкновенный ум ставил ее выше всяких опасений как со стороны сына, так и фаворита»[330].
Наконец, третий период, продолжавшийся последние восемь-девять лет ее царствования, характеризуется снижением физических возможностей императрицы, утратой прежней активности во внутренней жизни страны и изменением ее интересов — наблюдатели отметили повышенное внимание Екатерины к внешнеполитическим акциям, отодвинувшим на второй план вопросы внутренней политики, а также повысившуюся роль в управлении страной «дуралеюшки» Платона Зубова, о котором подробнее — в следующей главе. Она сама в 1789 году призналась статс-секретарю А. В. Храповицкому: «Теперь за законы не могу приняться, но думаю, что могу взяться за историю»[331]. Этот этап отличался особым вниманием к событиям во Франции, когда императрица не только отказалась от осуществления идеалов, проповедываемых просветителями, но и выступила организатором усилий монархических режимов для подавления революционной заразы. Внутри страны она сурово расправилась с Новиковым и Радищевым, чье творчество получило развитие благодаря ее же стараниям по распространению идей Просвещения в России. Дяшнна выпустили из бутылки, и Екатерина проявила несвойственную ей жестокость при определении мер наказания.
Отмеченные три периода вовсе не обязывают нас рассматривать императрицу в трех ипостасях. Между ними нет четких граней, и они отмечены с единственной целью частично избежать упреков в адрес Екатерины в противоречиях, непоследовательности и прочих грехах, отмечавшихся советской историографией.
После этих предварительных замечаний обратимся к своего рода автобиографиям, принадлежавшим перу самой императрицы. Одна из них, хотя и не содержит прямых указаний, что является автопортретом, бесспорно имеет к ней отношение — речь идет о сочинении, опубликованном под выразительным названием «Нравственные идеалы Екатерины», в котором императрица изложила свои представления об идеальном облике монарха. Приведем его полностью.
«Изучайте людей, старайтесь пользоваться ими, не вверяясь им без разбора, отыскивать истинное достоинство, хотя бы оно было на краю света; по большей части оно скромно и прячется где-нибудь в отдалении. Доблесть не лезет из толпы, не жадничает, не суетится и позволяет забывать о себе.
Никогда не позволяйте льстецам осаждать вас: давайте почувствовать, что вы не любите ни похвал, ни низостей.
