позволяло без труда ретироваться в случае ошибки. Условная фраза начиналась с вопроса:
— Скажите, где здесь галерея Коперника?
Ответ должен был быть необычным для жителя Ванкувера:
— Я знаю только музей Коперника, но он находится в Кракове.
На вопрос к незнакомцу я получил нужный ответ. Мы оба облегченно вздохнули и, обменявшись рукопожатием, направились в заранее подобранное мною кафе.
Хотя это был мой первый самостоятельный выход на незнакомого до этого агента, привожу его только из-за отмеченного «психологического» момента. В последующем, в процессе многих первых оперативных встреч с неизвестными до того лицами, я неоднократно отмечал, что важными признаками ожидающего человека является его поза, выражение лица, жесты. И внимательное предварительное наблюдение за поведением объекта, чтобы твердо удостовериться в его личности, всегда полезно.
Но в этом явлении «внешнего выражения внутренних чувств» кроется и большая опасность для разведчика. Ведь и он, если не принимать нужных мер маскировки, может быть выявлен наблюдателем противника. Поэтому, идя на встречу, я научился подавлять в себе это чувство «ожидания», настраиваясь на другие мысли, не связанные с ней.
К сожалению, далеко не все разведчики, и особенно наши агенты, учитывают такую опасность. В западных публикациях можно прочитать, что нередко провалы или захваты наших разведчиков происходили после того, как наружное наблюдение противника, не имея заранее данных о внешних признаках или опознавательных знаках, выделяло их как лиц, пришедших на встречу.
После обстоятельной беседы в кафе я убедился, что получил в свое распоряжение надежного агента, который мог стать хорошей опорой для нашего «освоения» канадского запада. Первый визит в Ванкувер оказался успешным, впоследствии довелось еще не раз бывать в этом красивом канадском порту как по консульским делам, так и в связи с решением разведывательных задач.
Выполняя консульские функции, я много разъезжал по Канаде. Наиболее частыми были поездки в крупнейшие города страны Монреаль и Торонто, где были значительные колонии выходцев из России, с которыми шла оживленная переписка по консульским делам. Иногда эти дела требовали личных встреч, и для удобства клиентов я назначал им определенные дни, когда намеревался быть в этих городах, и место, где мог их принять.
Пожалуй, больше всего я бывал в Монреале. Это город с франкоговорящим населением, промышленный центр провинции Квебек. Там у меня появилось много друзей и интересные оперативные связи, развитие которых требовало частых личных встреч. В нем проживало в то время почти 10 процентов населения страны (900 тысяч человек из 11 миллионов 500 тысяч жителей всей Канады). Расстояние до Монреаля от столицы небольшое — около 200 километров. При необходимости съездить туда можно было после окончания рабочего дня и даже успеть вернуться домой до полуночи. Но, обычно выезжая вечером, я не спеша проводил свои оперативные дела там, ночевал в каком-нибудь небольшом отеле или на частной квартире, а рано утром, выехав часов в 6 утра, к началу работы уже был в консульском отделе. В Монреале, где множество небольших ресторанчиков и кафе, я подбирал для оперативных встреч каждый раз новое место, удобное для разговоров и безопасное с точки зрения возможного наблюдения. Для решения вопросов по консульскому прикрытию, как правило, посещал одни и те же понравившиеся мне кафе.
И вот такой поучительный эпизод. Однажды, имея срочную встречу в Монреале, я в тот же вечер должен был вернуться в Оттаву. После работы, заскочив домой, сменил костюм и отправился в дорогу. В Монреале, поскольку время встречи позволяло хорошо предварительно осмотреться, заглянул перекусить в один из ресторанчиков, где бывал раньше лишь однажды.
Получив заказанное, собирался сразу же расплатиться, но обнаружил, что в спешке забыл переложить в новый костюм бумажник. Официант, заметив мою невольную растерянность, тут же сказал:
— Если, сэр, вы забыли захватить деньги, то можете расплатиться со мной в следующий раз. Я вас знаю, вы уже посещали наше заведение.
Я, естественно, поблагодарил официанта, но про себя подумал: какова же его профессиональная память и как надо остерегаться нам, разведчикам. Припомнил, что когда был в этом ресторанчике пару недель назад, то дал чаевых немного больше обычного. Наверное, это тоже сыграло свою роль. Словом, случившееся было уроком — никогда ничего не делать в спешке.
Побывал я несколько раз и в столице провинции Квебек, которую называют колыбелью Канады. Именно здесь в 1534 году Жак Картье отправился в свое путешествие, в результате которого появились первые французские поселения вдоль реки Святого Лаврентия. В Квебеке, городе и провинции, очень заметно влияние французской культуры, правда, двухсотлетней давности, еще периода до Великой французской революции.
Реже, чем в Монреале, но тоже довольно часто, примерно раз в месяц, приходилось бывать в Торонто. Там были очень близкие связи по консульской линии с Федерацией русских канадцев, редакцией газеты «Русский гудок». Их руководители — мои друзья Окулевич и Ясный, белорусы, но, как и все выходцы из Белоруссии, они считали себя в то время русскими.
В офисе федерации я с разрешения ее председателя Окулевича проводил прием посетителей по консульским делам, а газете передавал материалы консульского отдела посольства о жизни в нашей стране. Иногда друзья организовывали по юбилейным датам встречи с выходцами из Советского Союза, которые всегда проходили очень оживленно и, я бы сказал, не без пользы и для моих разведывательных интересов.
Работая в Канаде практически в одиночку, я испытывал потребность хотя бы изредка перемолвиться словом с более опытным разведчиком. Самым близким на американском континенте был В.М.Зарубин, ставший к концу 1941 года руководителем нью-йоркской резидентуры. Мое давнее знакомство с ним позволяло надеяться на любую консультацию и возможную практическую помощь нашей молодой разведывательной точке. К сожалению, кроме небольших консультаций, эта резидентура не смогла чем- либо существенным помочь, ее сведения о Канаде были очень скудными. Тем не менее, имея разрешение Центра, я пару раз выезжал в Нью-Йорк, где помимо Василия Михайловича и его жены Елизаветы Юльевны встречался со многими ранее известными мне сотрудниками ИНО. Были среди них А.С.Феклисов и А.А.Яцков, работавшие по линии научно-технической разведки, и их начальник А.И.Раина, к моменту моего возвращения в Москву ставший заместителем начальника внешней разведки. Был там и А.Н.Прудников, в дальнейшем работник управления нелегальной разведки, где мы с ним подружились. В меру своих сил они оказывали мне содействие, но в главном — подсказать какие-либо конкретные оперативные возможности, выходившие на Канаду, помочь не смогли.
Общение с Василием Михайловичем и Елизаветой Юльевной, однако, не сводилось только к просьбам с моей стороны. Имея долгое время отношение к руководству из Москвы американской резидентурой, зная ее оперативные возможности, а также агентов Рида, я мог ответить на многие конкретные вопросы из прошлой деятельности резидентуры. Так, мне были известны серьезные замечания Центра в адрес нашей нью-йоркской точки по поводу недостаточной дисциплины и конспиративности, отмечавшиеся в начале руководства В.М.Зарубина. Особенно это относилось к самому Василию Михайловичу, привыкшему в нелегальных условиях к более свободному по ведению среди окружения. Ему было трудно сдерживать свою неукротимую активность, и дело доходило до того, что он сам бросался выполнять задания, с которыми вполне справились бы рядовые сотрудники.
Сразу после измены шифровальщика оттавской резидентуры ГРУ Гузенко в сентябре 1945 года я предупредил Зарубина о возможных неприятных последствиях этого предательства для всей нашей разведывательной деятельности на Американском континенте. Дальнейшее развитие оперативной обстановки в США показало, насколько это было важно и своевременно.
Вскоре в США произошел большой провал в результате предательства одного из агентов нелегальной группы, руководителем которой был Я.Голос. Американская контрразведка получила в 1946 году возможность раскрыть ряд наших ценных агентов. Однако своевременно принятые Центром и нью- йоркской резидентурой меры, а также крайне неквалифицированное использование предателя американской контрразведкой позволили сохранить наши наиболее эффективные разведывательные возможности. Но и Зарубину, и Ахмерову во избежание неоправданного риска пришлось уехать. Оба они к концу 1946 года оказались в Москве почти одновременно со мной.
«Дело Гузенко». Тут я должен рассказать о событиях, приведших к моему отъезду из Канады. Осенью
