Миг власти московского князя

слу­жил. У другого князя! А у кого? — Он многозначитель­но посмотрел на воеводу, а потом окинул взглядом всех остальных. — Кому отец рассказывал, как его папские посланники обхаживают, как на свою сторону скло­нить пытаются. Посулами разными заманивают. А?

— Святослав! — в один голос сказали, переглянув­шись, Иван и воевода.

— Вот–вот! — удовлетворенный ответом, кивнул князь.

— По правде сказать, имя это и брат твой называл. Причем на тебя, Михаил Ярославич, ссылался. Мол, ты стрыя недолюбливаешь и потому его во всех грехах подозреваешь, — нехотя добавил Иван и, видя, как набычился князь, постарался побыстрее успокоить его: — Сказал, что хоть и верится ему в такую подлости с трудом, но вполне может статься, что ты прав ока­жешься. — Пытаясь опередить князя, который хотел что?то сказать, гость торопливо закончил: — И все-таки просил Александр тебя не торопиться и расправу над сим боярином не учинять, а их с Андреем дождаться. Они, дескать, все силы приложат к тому, чтобы все вернее разузнать.

— Хочет руки мне связать! — недовольно ответил на это князь, словно забыв, что его словам внимают больше десятка слушателей. — Что ж, придется до поры до времени покориться брату старшему. Но клясться все ж не стану. Как знать, ежели хорошенько поис­кать, и во Владимире тайны могут открыться. А? Мо­гут ведь?

— Могут, — кивнул воевода.

Многие слушатели тоже кивнули.

— Ведь ложь, что к погибели отца привела, здесь, на нашей земле, зарождалась. Хану до такого не доду­маться, — а по сему свой розыск учиню. Это ведь брат не возбранял делать. А? Так ведь, Иван! — проговорил князь, торжествующе посмотрев на собеседников.

— Может, и на нашей земле замыслили великого князя оговорить, а может, и нет, — упрямо ответил на это Иван, — я ж сказывал, что много слухов в Сарае бродит.

— А что ж еще? — удивленно поднял бровь Михаил.

— А вот был и такой слух, что, мол, великий князь, будучи в Каркоруме, в главном городе великого хана, наслушавшись проповедей папского легата, об­ратился в латинянскую веру.

Михаил Ярославич и воевода одновременно пере­крестились и, выпучив глаза, не веря услышанному, уставились на говорившего. Дружинники сидели, в изумлении открыв рты.

— Да–да. И такой слух был. Князь Александр ска­зал, что, может, тот, кто такое придумал, хотел тем самым правду скрыть. Дескать, нету вымысла черного в том доносе, из?за которого на великого князя хан осерчал, и то, что Ярослав Всеволодович католиком пе­ред смертью сделался, донос сей только подтверждает.

— Хитро придумано, — проговорил мрачно кто?то из дружинников.

— То и оно! Вроде и хан с матерью своей правы ока­зались: ведь они не гостя, им доверившегося, жизни лишили, а неблагодарному князю за измену отплати­ли. Хан, мол, к нему со всей душой, а он — с латиняна­ми дружбу завел! Очень умно придумали. Только вот кто придумал! Или опять стрыя обвинять будешь, — обратился Иван к Михаилу Ярославичу.

— А почему ты думаешь, что не он? Ведь мог же стрый с ханом уговориться, не зря ж столько времени в Орде провел. А уж по части коварства он кого хошь за пояс заткнет, — ответил тот запальчиво.

— По делам?то прежним чтой?то такого не ска­жешь, — возразил собеседник.

— А мне о его прежней праведной жизни говорить нечего, он ее своими нынешними кознями запачкал, — так же запальчиво проговорил князь и, махнув рукой, добавил устало: — Да и не был он никогда праведником.

— Что ж, тебе, княже, виднее. Он ведь твоя род­ня, — ответил на это Иван.

— Правда твоя, — сказал князь, оглядел собрав­шихся, провел ладонью по бородке и заговорил реши­тельно: — Хотел я, чтобы вы все услышали весть, кото­рую мне брат с верным человеком прислал. Ведомо вам теперь, как постыл мне Святослав Всеволодович. Слы­шали вы, кого я в смерти батюшки виню. Стрый это мой, что нынче во Владимире сидит. Уверен я в том и хочу Святослава за его коварство наказать. Постыл он мне так сильно, что намерен я его со стола великого согнать.

Собравшиеся молчали, лишь кивали.

— Спросите, зачем вас здесь собрал? Отвечу с от­крытой душой: хочу знать, будете ли вы мне в этом де­ле поддержкой и опорой? Поможете ли своему князю? Останетесь ли слову, мне данному, верны?

— Как не помочь, — ответил один из тех, кто сидел ближе всех к князю.

— Поможем и слову своему не изменим, — поддер­жал другой.

— Верны тебе были и впредь будем, — раздался уверенный голос Никиты.

— Да. Да. Верны, — закивали все.

— Что ж так сразу, нисколько не подумав, отвеча­ете? — удивился князь скорым ответам. — Не больно ли спешите? Жалеть ли о том не станете?

— Не станем. Не опасайся, княже, — ответил светловолосый дружинник за всех.

Михаил внимательно вглядывался в знакомые ли­ца, еще не веря в то, что нашел понимание у своих то­варищей.

— Знал я, други, что на вашу поддержку могу на­деяться. И все ж неволить вас не хочу. — Князь помол­чал мгновение–другое и начал тихо, постепенно повы­шая голос: Слух до меня дошел, что кое?кто из моей дружины собирается в Москве обустроиться, к девкам местным приглядывается. А потому мое слово таким будет: никого за собой тянуть я не стану и до утра даю вам срок обдумать, как поступить. Пожелаете в Моск­ве остаться — ваша воля, со мной во Владимир пойде­те — спасибо скажу.

— Когда, княже, на Владимир двинемся? — нетер­пеливо спросил светловолосый.

— Не спеши, Кондратий, — как?то устало прогово­рил Михаил Ярославич, — завтра поговорим, все обсу­дим, а пока отдыхайте.

Князь поднялся до зари. Вышел из шатра, прошел мимо тлеющего костра, спустился к воде, умылся и не­спешно направился вверх по склону. Его тут же догнал заспанный Никита, за которым тенью следовал Кон­драт. «Негоже одному по лесу бродить», — буркнул под нос сотник и, поскольку князь ничего не ответил, дальше шел молча.

В утренних сумерках лес выглядел так, словно был заколдован. Михаил Ярославич обходил поваленные чьей?то сильной рукой деревья, то и дело уклонялся от ветвей, норовивших вцепиться ему в волосы, схватить­ся за полы рубахи. Он часто оборачивался, но сквозь заросли, к сожалению, не было видно того, что он хо­тел увидеть, и князь продолжал упорно подниматься на холм.

Когда Михаил Ярославич и его спутники добрались до вершины, солнце уже осветило верхушки деревьев. Князь огляделся и, увидев невдалеке просвет между могучими стволами, направился к нему. Деревья, по­валенные ураганом, прошедшим здесь несколько лет назад, выстилали дно оврага и уже успели покрыться толстым слоем мха, а кое–где сквозь завалы смогли пробиться молодые деревца, но эти тонкие прутики не загораживали удивительно красивой картины, откры­вавшейся с холма. Залюбовавшись, путники молча стояли некоторое время, не в силах отвести от нее взгляда.

— Ишь, лепота какая! — наконец произнес Ники­та и вдохнул полную грудь свежего, пропитанного лес­ными запахами воздуха.

Князь промолчал. Он смотрел на реку, неспешно текущую внизу, на огромный изумрудный луг, за которым до самого горизонта тянулись леса. Ему хотелось увидеть отсюда, с высоты, Москву, но дере­вья этому мешали. Не будь никого рядом, он мигом вскарабкался бы к самой макушке любого из них и наверняка разглядел бы острым взглядом москов­ские заборолы, церковные маковки, а может, даже и крышу своего терема. Однако с ним — ничего не поделаешь — увязались Никита с Кондратом, ни при каких обстоятельствах не забывавшие о сво­ей службе. «Хорошо хоть всех на ноги не подня­ли, — с досадой подумал князь. — Всюду?то им вра­ги мерещатся». Он оглянулся на спутников, потом еще раз посмотрел вдаль, словно желая получше за­помнить все до мельчайших подробностей, и отпра­вился в обратный путь.

Внизу их уже ждали, опять клубился парок над котлом, опять возле костра на холстине были разложе­ны оставшиеся после вчерашнего пиршества пироги да калачи и открыты новые бочонки с медом.

Вокруг костра расположились дружинники. Все они, даже те, что уже собрались посылать сватов к