отъездом из Мексики нужно было не просто обновить гардероб — следовало поменять его целиком. Они выбирали строгое вечернее платье для официальных приемов, когда Мария Луиса спросила:

— Слушай, это верно, что тебе было тринадцать, когда Габо увидел тебя и влюбился?

— Да. Мы с подружкой были в одном знакомом доме на танцах. Там оказался Габо. Он был нашим соседом, но учился в Сипакире. Приехал на каникулы летом сорок пятого. Сразу выбрал меня и потом весь вечер не отпускал. Танцевал он по-столичному и не переставая читал стихи. Такие красивые, что я даже не знала, какие были его, а какие настоящих поэтов.

— Так же, как потом это делал его герой Каэтано Делаура, читая стихи Гарсиласо де ла Вега в рассказе «О любви и других наваждениях». А верно, что ты ждала его тринадцать лет?

— Да, дорогая! Это было тяжело и сладко. Он сделал мне предложение в тот самый вечер, когда мы познакомились.

— Конечно, ты сейчас уже не помнишь, что он говорил.

— Хорошее быстро забывается. Но мне врезалось в память, как он страдал, живя вдали от моря, высоко в горах. Габо страдал от холода, а главное, от отчужденности тамошних людей. Он не любил «качакос».

— Это поймет каждый, кто прочтет «Любовь во время чумы», где Фермина Даса откажется от поездки в Боготу, «город холодный, мрачный и угрюмый, где женщины покидали свои дома лишь для того, чтобы идти на пятичасовую мессу». В том же романе Флорентино Ариса в годы своей юности откажется подняться в Анды.

— И в романе «Сто лет…» он тоже плохо вспоминает о Сипакире.

— Скорбное и мрачное поселение людей, за тысячу километров от моря, куда Аурелиано Второй отправится искать Фернанду дель Карпио.

Тут к ним подошел продавец, и Мерседес купила дорогое платье.

В Национальный университет, основанный в 1867 году в Боготе, Габриель Гарсия Маркес был зачислен 25 февраля 1947 года[23] на факультет права как подававший надежды юрист. Однако скоро стало ясно, что поэта Гарсия Маркеса юриспруденция абсолютно не интересовала: на лекциях он вместо кодексов и учебников по вопросам права запоем читал стихи разных поэтов. Читал Габо стихи и студентам во время перемен на университетском дворе, где росли раскидистые сосны и стройные эвкалипты. По воскресеньям, когда шел дождь, а в этом городе всегда шел дождь, его любимым занятием, как он впоследствии признавался друзьям и критикам, было с девяти утра и до тех пор, пока не зажигались фонари, ездить в теплом трамвае, за пять сентаво, от кольца до кольца и читать стихи поэтов всех стран мира. В будние дни, по вечерам, он покидал свою сырую комнату в бедном пансионе и проводил время в кафе, барах и кабачках центральной, 7-й карреры[24], а затем, накачавшись рома, отправлялся в бордель, где иной раз и ночевал.

Единственной радостью для двадцатилетнего Габо было общение с признанными поэтами столицы, такими как Хорхе Саламея, Рафаэль Майа, Леон де Грейф, и с несравненными Хорхе Рохасом и Эдуарде Каррансой. Они тоже быт завсегдатаями кафе «Рейн», «Аутоматико», «Колумбия», «Астурия», «Мельница» и «Черная кошка», расположенных на 7-й каррере между площадью Боливара и 24-й улицей, где по вечерам велись бесконечные разговоры о литературе и политике, о писателях и журналистах, обо всем, что появлялось на страницах журналов и газет.

Часто его сопровождали друзья и однокурсники, земляки Хосе Паленсия и Хентиле Чименто, будущий Сантьяго Нассар из «Истории одной смерти, о которой знали заранее», Плинио Апулейо Мендоса, Луис Вильяр Борда, Гонсало Мальярино и Камило Торрес, в будущем священник, принимавший участие в партизанских действиях, сторонник революционной борьбы с буржуазией, и молодые поэты Даниэль Аранго и Андрес Ольгин.

В августе в модном кафе «Астуриас» Хорхе Саламея, пожалуй самый авторитетный покровитель молодых литераторов Боготы того времени, говорил с Габо о «неповторимом писателе» Франце Кафке, и Габо тут же поинтересовался в пансионе у своего земляка, сына богатых родителей, занимавшего лучшую комнату, нет ли у него какой-нибудь книги Кафки. Хорхе Альваро Эспиноса дал Габо почитать рассказ «Превращение». Это было первое произведение Франца Кафки, которое он прочитал, и, пожалуй, именно Кафка, подобно скульптору, окончательно вылепил представление Габриеля Гарсия Маркеса о том, каким должен быть писатель.

Вот как описывает это Плинио Апулейо Мендоса: «Сегодня он вспоминает, как пришел в свою комнату в бедном пансионе, с книгой, которую ему дал один сокурсник. Габриель сбросил пиджак и ботинки, лег на кровать, открыл книгу и прочел: „Проснувшись однажды утром после тревожного сна, Грегориу Самса обнаружил, что он лежит в своей постели и что он превратился в чудовищное насекомое“. Габриель закрыл книгу и ощутил дрожь. „Карахо, — подумал он, — значит, подобное может случиться“. На следующий день он написал свой первый рассказ. И забросил учебу».

И не только учебу. Габо отошел от поэзии, вспомнив совет Кальдерона, своего лицейского учителя литературы, и сменил сборники стихов на книги Кафки, Флобера, Бальзака, Золя, Стендаля, Достоевского, Толстого, Гоголя, Диккенса, Гонгоры, Кеведо, Кальдерона, Лопе де Веги, Софокла, Сократа, Геродота, после которых пришла очередь Джойса, Вирджинии Вулф, Фолкнера и Хемингуэя. И это несмотря на то, что Луис Вильяр и Камило Торрес, его друзья, издававшие по вторникам «Университетскую жизнь», приложение к столичной газете «Расон», как раз в это время, 1 и 22 июля 1947 года, напечатали две удачные поэмы Габо «Небесная география» и «Поэма внутри улитки».

Дассо Сальдивар пишет со слов Гарсия Маркеса: «Тогда я подумал: значит, такое в литературе возможно, а раз меня это так привлекает, я тоже буду так делать. Я-то полагал, что в литературе подобное не дозволено. Получается, что до того момента у меня было искаженное представление о литературе, я привык считать, что она совсем другая. Я сказал себе: если можно выпустить джинна из бутылки, как в сказке из „Тысячи и одной ночи“, и можно делать то, что делает Кафка, значит, существует иной путь создания литературы» (28, 180).

Именно в ту ночь, как считает биограф Сальдивар, и определилась судьба литератора Габриеля Гарсия Маркеса. Он понял, что станет писателем, и понял, как именно он будет писать.

За полгода до этого, еще в городе Сукре, в доме аптекаря и врача-гомеопата состоялся такой разговор.

— Послушайся моего совета, Габриель. Лучшее, что ты можешь придумать, — это стать священником. — Отец старался говорить как можно убедительнее. — Они живут лучше всех. Стать фармацевтом и взять дело в свои руки ты не хочешь. Иди в священники.

— Габриель, неужели ты не видишь, что Габо совершенно для этого не годится! Живешь, будто не на земле. Больше половины преподавателей лицея в Сипакире — коммунисты, — высказала свое мнение мать Габриеля-младшего. — Ты готов помочь ему деньгами, так пусть идет в университет. Ему надо продолжать учиться!

— Согласен! Для меня было бы самым большим счастьем дать тебе высшее образование, сын мой. Я его получить не мог.

— Я знаю, что Габо не хочет быть врачом, — сказала мать.

— А что же он хочет?

— Если говорить об университете в Боготе, то я буду поступать на факультет права. Стану юристом, — заявил Габо.

— Учти! Будешь плохо учиться, наш сосед ни за что не отдаст за тебя свою дочь Мерседес. Я знаю, она тебе нравится.

На следующий день после того, как он прочел «Превращение», Габриель Гарсия Маркес, которому следовало отправиться на лекции в университет, сел писать свой первый рассказ «иного пути». Он работал над ним, по утверждению сверстников, как «седовласый академик»: по два-три раза переписывал каждое предложение, по пять раз менял слова в поисках подходящего варианта. Как раз в это

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату