— Но я тут при чем? «Белая роза», слава богу, честный трактир, а не какой-то приют.
— Разве они не могли случайно остановиться в твоем заведении? Как я, например? Неужели ты не сможешь найти подходящее объяснение? Ты же умная женщина! — Он нетерпеливо выдернул свой образок. — Клянусь святым Христофором, что ты имеешь дело с честным человеком.
Обеим сторонам было понятно, что договор благополучно заключен, но легкие препирательства насчет отдельных неясностей грозили затянуться. Предел положил приход тройки новых гостей: бейлифа и сопровождавших его алебардистов-констеблей.
Покосившись на похрапывающего пьяницу, бейлиф направился к столу, за которым сидел Тайлер.
— Добрый день, бравый йомен, — приветливо поздоровался служитель закона. — Откуда будешь?
— Из Эрита, начальник, — сделав над собой усилие, выдавил Тайлер. — Возвращаюсь назад в Эрит, — добавил он уже с большей долей уверенности. Перед лицом врага ложь превращалась в военную хитрость.
— И куда ездил?
— По делам, — сдвинув брови, хмуро бросил Уот.
— Твоя лошадь? — бейлиф кивнул на затянутое пузырем окошко.
— Моя, а в чем дело?
— В чем дело, хочешь знать? Я отвечу тебе, йомен, но сперва назови свое имя.
— В честь Иоанна Крестителя наречен Джоном.
— Кто-нибудь может удостоверить, что ты говоришь правду?
— Я могу, — неожиданно подала голос хозяйка.
— Ты действительно знаешь этого человека, Катарина? — бейлиф строго взглянул на трактирщицу.
— Как не знать? — фыркнула она, независимо вскинув подбородок. — Он не первый раз останавливается здесь. Вот и сейчас погостить приехал и дочурку привез… Гляди, какая хорошенькая! Трудно ему одному. Пока был на войне, жена спуталась с каким-то купцом. Известное дело. Если в доме нет женской руки, считай, что и дома нет. А ребеночку каково?
— Ладно-ладно, — с досадой прервал бейлиф. — У меня нет претензий к твоему гостю… А впрочем, послушай, Джон, ты случайно не заглядывал в Колчестер?
— Бывал, — односложно ответил Уот.
— Тогда, может быть, ты знаешь некоего Уолтера по прозванию Кровельщик? Он, как и ты, служил вольным стрелком.
— Может, где-то и встречал, но точно не помню.
— Жаль… Но ничего не поделаешь, будь здоров.
— Будь здоров и ты.
Дождавшись ухода властей, Тайлер доел остывшую похлебку и нарочито неторопливо начал собираться в дорогу.
— Куда ты теперь? — с печалью в голосе спросила хозяйка.
— В Эрит, ты же слышала, добрая женщина. Спасибо тебе за все.
— Доброго пути, Джон, — молвила она еле слышно. — Твое лицо мне сразу показалось знакомым. Но я никак не могла вспомнить, где тебя видела.
— Вспомнила все же?
— Да, как только ты достал своего святого. Там ты тоже так клялся.
— Где это «там»?
— Моя родня живет в Эрите. Брат содержит таверну «Три лилии». Я гостила у них на прошлую пасху.
— Получается, что твои родичи товарищи мне?
— «Когда Адам пахал землю, а Ева пряла, кто был дворянином?..» Храни тебя бог!
— Теперь я спокоен за девочку, — кивнул Тайлер и, пригнув голову, переступил порог.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
ПОХОД
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
Перемены — вот единственный закон, управляющий судьбами народов и государств, утверждает китайская книга «И-цзин». Монахи-путешественники уже проложили дороги в «Срединное государство», и дальние отголоски чужой иероглифической мудрости запечатлелись латинской скорописью на пропахших воском и ладаном пергаментах.
Год за годом смыкают свои круги, век за веком, но по-разному течет время, сообразуясь с глубиной и скоростью перемен. Раздираемое бесконечной войной, прореженное чумой и пришпоренное восстаниями на островах и на континенте, почало последнюю четверть четырнадцатое столетие. Подлинно революционное, ибо впервые в истории народ громогласно заявил о себе и своих правах, оно прославилось открытиями, подстегнувшими время.
Корабельные мастера стали прокладывать курс по морским картам. Это явилось невиданным новшеством, потому что доселе употреблявшиеся Пейтингеровы таблицы представляли собой лишь списки береговых населенных пунктов. Вошел в употребление компас, хотя куда более известная астролябия так и не попала в арсенал навигации, оставшись достоянием чернокнижных астрологов. Книжные страницы начали нумероваться именно с четырнадцатого века, которому суждено было стать источником великого множества перемен, больших и малых, имевших роковые последствия или оставшихся бесследными.
К концу века Оксфордский университет, который, как и Кембридж, управлялся епархией, полностью освободился от епископской власти. Это не только обеспечило расцвет математических и естественных наук, но и сделало возможной деятельность Джона Уиклифа.
Все в мире теснейшим образом связано: Оксфорд, навигация, математика. Вызов, брошенный Англией Риму. Вызов, брошенный англичанами королю. Ничем нельзя пренебречь, даже вещью совершенно обыкновенной, а то и вовсе пустячным курьезом. Ведь то, что стало обыкновенным после, в свое время вызывало всеобщее восхищение, а курьез, если он не потерялся в круговороте столетий, и вовсе не был пустяком.
Стали выращивать капусту, латук, шпинат и свеклу. Стойло — излюбленная новинка века — порождало споры в хижинах и дворцах. Не менее бурно было встречено появление стальных лат,