Важно было не упустить главное, а заполнить форму и, если понадобится, отредактировать всегда успеется. Не тот случай, чтобы выкладываться: бытовуха и есть бытовуха. Таким образом, сомнений насчет личности убийцы не возникло. Версия родилась, что называется, с первого взгляда, когда Морозов приподнял простыню, и были сделаны снимки. Тем не менее, точно следуя инструкции, эксперт зафиксировал положение трупа и позу: на спине, но с наклоном на левый бок, голова запрокинута, правая рука свешивается с кровати, левая откинута за спину, ноги согнуты в коленях.
Одежды на убитой не было, только простыня, накинутая, очевидно, постфактум. Не были забыты ни следы крови непосредственно возле тела (форма, размеры и т.д.), ни трупные пятна, четко выраженные на задней и заднебоковых поверхностях.
— На фоне пятен светлые участки кожи в местах придавливания к постели, — отметил эксперт.
Это был существенный момент. Если у трупа, лежащего на спине, пятна обнаруживаются на передней поверхности, это свидетельствует об изменении положения трупа через сутки и более после смерти.
— Все? — нетерпеливо спросил Морозов, закурив сигарету.
Оперативник с помощником, словно только и ждали сигнала, поспешили выйти на балкон. Но эксперт почему-то медлил, точно не находил в себе сил отойти от трупа. Что-то его удерживало возле кровати, беспокойно подтачивало изнутри, как забытое, но очень нужное к случаю имя, когда мелькнувшее в толпе лицо заставляет замереть в изумлении, и ты не знаешь еще, с чем связан уже тающий в памяти образ: с радостью или горем.
— Пожа-а-луй, — нараспев протянул он, но тут же спохватился. — Нет, постой! Кажется, что-то есть и сверху… Прикройте штору! Только не полностью. — Левит опустился перед смертным ложем на колени, будто собирался прочесть заупокойную молитву. — Так и есть! — в его голосе прозвучала досада и вместе с тем непроизвольное торжество. — И на передней! — он перемотал запись назад, изменив первоначальное заключение. — На передней поверхности тела различаются трупные пятна бледной интенсивности, что может указывать на изменение позы трупа, спустя четырнадцать — тире — двадцать четыре часа после смерти.
— Потом нельзя было этим заняться? — нахмурился следователь, затушив окурок о спичечный коробок. — До морга не могли утерпеть?
— Первичный осмотр ничто не заменит. Упустишь — не наверстаешь. Труп определенно переворачивали! — Зная превратности смерти много лучше, чем жизни, и ни на грош не веря в жизнь после смерти, Левит читал ее зловещие знаки, словно в открытой книге.
Когда останавливается сердце, обездвиженная кровь начинает медленно опускаться в нижние части тела, переполняя капилляры и венозные сосудики, которые, просвечивая сквозь кожу, образуют багрово- синюшные пятна. Они появляются, уже спустя два часа. Это первая, самая ранняя стадия — гипостаз. Даже при легком надавливании пятно исчезает, но стоит убрать палец, как оно появится вновь. Если тело перевернуть, кожа побледнеет, а пятна выступят на другой стороне. Гипостаз длится от восьми до двенадцати часов и переходит во вторую стадию, когда застывшая кровь уже не может вызвать перемещение пятен. Слегка посветлев при надавливании, они тут же возвращают свой похоронный цвет. Еще через сутки (в жару — быстрее, в холод — медленнее) наступает заключительный аккорд — имбибиция. Красные кровяные тельца распадаются, гемоглобин пропитывает стенки сосудов и ткани. Теперь даже при сильном ударе зловещая метка не изменит ни цвета, ни положения.
Все верно: не прошло и суток, как убитую зачем-то перевернули на правый бок, а затем вновь уложили на спину. Обилие разлитых, интенсивной окраски пятен свидетельствует о том, что смерть наступила почти мгновенно.
В последний раз тронув свесившуюся руку, что вяло подалась и тут же откачнулась назад, эксперт выпрямился и, подойдя к окну, жадно вдохнул горячий, ненасыщающий легкие воздух.
Учитывая погоду, трупное окоченение закончилось, или, говоря профессионально, разрешилось в первые два дня.
Теперь стало понятно, почему столь мало крови оставила длинная — почти десять сантиметров! — проникающая рана брюшины, справа под ребрами. Он был сделан уже после смерти, этот тонкий, словно бритвой прочерченный разрез.
Зачем? Для какой цели?
— Мой вам совет, — Левит обернулся к следователю, — еще раз опросите свидетелей. Может, кто видел поблизости посторонних? Мое усталое сердце подсказывает, что преступлением на бытовой почве тут и не пахнет. Странная вырисовывается картина, очень, я бы сказал, странная.
— Странно другое, — съязвил следователь, — как это вам удалось учуять при эдакой вони? Лично у меня нет и тени сомнения, что тут поработал муж. Где он, хотелось бы знать?.. Ничего, далеко не уйдет! Не тот случай!
— Случай не тот, — по-своему отреагировал эксперт. И это равнодушное, чуть протянутое повторение прозвучало хлеще самого резкого отрицания.
— Не первый раз выезжаем вместе, и вечно какая-то заковыка. И чего вам неймется? — Морозов уже примирился с мыслью, что так просто ему не отделаться. К праздничному столу — у дочери день рождения — он и так опоздал. Молодежь дожидаться не станет. Труднее было расстаться с первоначальной и такой соблазнительной версией. На фоне заказных убийств, что, как правило, так и остаются нераскрытыми, заурядная бытовуха могла подправить статистику. Ну не нашли бутылок, так что с того? Этот Калистратов мог нажраться где-то на стороне, и, вернувшись ночью бухим, порешить свою бабу на месте. Наутро очухался и ударился в бега. Так и так придется объявить розыск… Причины для убийства всегда найдутся. Завел любовницу, нужно, так сказать, освободить площадь. Теперь с этим просто. С жилплощади и следует начать. На сегодня — это первейший вопрос… Мог задолжать, да мало ли какие планы… Двухкомнатная квартира, шестой этаж, метро рядом — доллорей тысяч на сорок потянет, не менее. — Начнем оформлять протокол? — спросил он уже вполне миролюбиво.
— Думаю, оно и лучше.
— Я так понимаю, собираетесь производить вскрытие?
— Если не возражаете.
— Тут первое слово за вами, как скажете, а постановление я подпишу.
— С чего это вы вдруг стали таким сговорчивым? — Левит недоверчиво прищурился. — Или уже все равно опоздали?
— Так и есть, — тряхнул головой Морозов. — Да и куда денешься? С очевидностью не поспоришь: вторая рана нанесена после смерти. Если этот Калистратов не наркоман и не псих, то простой бытовухой и вправду не пахнет… Вы, кажется, забыли свой секундомер, доктор… Вон там, на кровати.
— Ой, спасибо! — спохватился врач-эксперт. Манипулируя предметами, число коих превышает единицу, он обязательно что-нибудь да терял. Чаще всего это был секундомер, необходимый при фиксации трупных пятен: восстановление цветности после надавливания исчислялось в секундах. Потеря, а затем неожиданное возвращение другого атрибута вызвала гомерический хохот в морге. Оказалось, что измерив температуру еще свежего трупа, он оставил термометр в заднем проходе, и все лишь потому, что вечно таскал с собой и, естественно, боялся потерять подотчетный диктофон.
— Итак, — начал Морозов, — гражданка Калистратова Клавдия Васильевна, пол женский, возраст двадцать шесть, рост сто шестьдесят один сантиметр, упитанность достаточная, цвет кожных покровов?..
— Бледно-серый, — подсказал эксперт.
— Бледно-серый… Как там у вас дальше?
Левит включил диктофон на прослушивание: трупные пятна, окоченение, температура трупа, гнилостные изменения — словом, все, что неизбежно связано со смертью, которая намного однообразнее и предсказуемее жизни.
Левит подписал протокол, не читая. В глаза бросился стоявший на прикроватной тумбочке большой флакон духов «Парфюм принцесса Марина де Бурбон» — 125 $.
«Однако…»
Морозов вышел на балкон дать знать работникам санитарно-эпидемиологической службы, что пришел их черед. Вокруг машины, которая должна была повезти Клавдию Васильевну в последнее путешествие, собралась кучка особо любопытных соседей.
