— Да, — подтвердил Морита, — к сожалению. Очень печально.
«Хаякава арестован!» — Геннадий Прокопович был потрясен. С теми, кого показывали по телевизору — в наручниках, с опущенной головой — сомнений не возникало: близкие люди Асахары, сектанты. Но Хаякава? Крупный бизнесмен, полиглот, весельчак — он-то с какой стороны?
Позавчера они провели вместе весь день. Гуляли по парку, любовались разноцветными крапчатыми рыбами, играющими в ручье с мостиками для лилипутов и карликовыми деревьями на крохотных островках. Когда Лобастов пошутил, что непрочь выловить одну-другую, Хаякава немедленно повез его в какой-то ресторанчик с бассейном, в котором так и кишели эти диковинные рыбы, ничуть не похожие на наших карпов. Хозяин с поклоном вручил небольшие удочки, и не прошло и минуты, как на леске Геннадия Прокоповича затрепетало диво в серебряной чешуе, покрытой ярко-красными, желтыми и черными пятнами. А вскоре он увидел свой улов на тарелках, зажаренным в кляре. Вкус был нежный и тонкий. Жиденький супчик с одиноким зеленым листиком в маленькой чашке Лобастову не понравился, зато креветки, крупные и мясистые, оказались выше всяких похвал. Но это было так — баловство, легкая закуска. Настоящий пир Хаякава устроил на Гиндзе. Наглядевшись на бушующую феерию света, позабавившись игрой в пачинко. Автомат со звоном выдал Лобастову целое ведерко блестящих шариков. Хорошенькая японочка взвесила их на электронных весах и отвалила целую пачку десятитысячных купюр. Пустячок, а приятно.
Вечер закончили в «Пионовом фонаре», ресторане с гейшами. Девочки были накрашенные, в прическе с заколками, что твои спицы, в вышитых кимоно. Они наперебой ухаживали за Геннадием Прокоповичем, вкладывая ему прямо в рот самые вкусные кусочки. Он пил подогретое саке вперемежку с холодным пивом и порядком захмелел. Хаякава предупредил, что лапать можно за милую душу, но дальше ни-ни.
На ночь он прислал в номер рослую молчаливую шведку. Она знала дело.
О работе почти не говорили. Да и как говорить? Хаякава понимал по-русски примерно в той же степени, что Лобастов по-английски. Единственное, о чем он спросил, были изотопы, которыми в исследовательских целях интересовался ка-кой-то сингапурский партнер. Геннадий Прокопович сказал, что достать можно все, что угодно. Важно знать точную спецификацию и количество. Хаякава пообещал уточнить в самое ближайшее время. И вот — пожалуйста.
Каких людей берут!
Бродя с Моритой по цехам, где совершенно не было людей, а сплошь одни роботы, чем-то похожие на скелеты ящеров, Лобастов почти не вникал в объяснения. Поверхностно осмотрев образцы, предназначенные к продаже, сказал, что подумает, посоветуется и даст ответ по факсу.
— Не желаете посмотреть представление в театре «Кабуки»? — спросил Морита. — Или, может быть, японская баня?
— Не сегодня, спасибо. Лучше сразу в гостиницу. У меня разговор с Москвой.
Никакого разговора не ожидалось, но все настолько обрыдло, что захотелось побыть одному.
До поздней ночи Лобастов просидел перед телевизором. Ничего существенно нового он не увидел. В который уж раз показывали горелку, режущую огнем стальную стену, и Асахару, сидящего в позе глубокой медитации.
Заснул, не выключив телевизор. Первое, что увидел, пробудившись на рассвете, была какая-то лаборатория, откуда полицейские в касках вытаскивали стальные баллоны со сжиженным газом и пластмассовые канистры. За стеклянной рамой вытяжного шкафа мелькнул, вызвав легкое обмирание сердца, знакомый Лобастову автоклав.
Лобастов томился, не зная, что предпринять. Как зверь в клетке, метался в своих трехкомнатных апартаментах, то и дело заглядывая за стойку мини-бара, чтобы пропустить стаканчик пивка. Пиво у японцев было не хуже немецкого, а квас в банках еще лучше отечественного. Он так и назывался: «Кремлевский». Умеют!
Телефонный звонок застал его на унитазе. Первой мыслью было, что это опять Кидин. Куда там — полиция!
Страх как нахлынул, так и осел.
Полицейский чиновник оказался настолько любезен, что привез паспорт прямо в отель.
— Разрешите подняться к вам в номер, господин Лобастов? — позвонил он снизу. Несмотря на приличное знание языка, фамилия прозвучала как, «Лабатсо».
— Конечно, пожалуйста, что за вопрос! — обрадовался поначалу Геннадий Прокопович, но радость быстро сменилась паническим беспокойством: с чего бы такая предупредительность? Решив, что его пришли арестовать, он забегал по комнате, пытаясь сообразить, нет ли при нем чего-либо компрометирующего. Бумаги? Записная книжка с адресами и телефонами?
«Поздно. Просто разорвать, и то не успеешь. Нарочно застали врасплох! А что, если не впускать? Потребовать консула? Адвоката?»
С консула мысль перескочила на негодяя экономического советника, и стало совсем нехорошо. Свои не только не выручат, но еще и утопят с великой радостью, мидаки долбаные.
Услышав мелодичную руладу звонка, Лобастов опрометью кинулся к двери. Готовый к самому худшему, прильнул к глазку.
Облик визитера, без всяких на то оснований, подействовал на Лобастова успокоительно: короткая стрижка, черный с иголочки костюм, худощавое лицо, на котором загодя замерла приветливая улыбка. В правой руке кейс.
— Доброе утро, господин Лобастов, — поклонился японец.
— Здравствуйте, здравствуйте, очень рад! Прошу, — Геннадий Прокопович посторонился и широким жестом пригласил войти.
Переступив порог, чиновник еще раз отдал поклон и выжидательно остановился.
— Прошу! Будьте, как дома, — залебезил Лобастов, забегая вперед. — Не угодно ли присесть? — он указал на журнальный столик между двумя глубокими креслами.
Скользнув цепким взглядом по разбросанным в самых неподходящих местах сверткам, упакованным с японским изыском и тщательностью, гость остановил глаза на гравюре, висевшей над стойкой мини- бара.
— Хиросиге.
— Что вы сказали? — не понял Лобастов. — Ах, да! Хорошая картинка очень хорошая. Не желаете чего-нибудь выпить?
— Спасибо, не надо.
— Может, немного водочки, по русскому обычаю? Или пива?.. У вас, между прочим, отличное виски. Лучше шотландского. «Сантори» называется…
Ответом был поклон, такой же глубокий и быстрый.
— И от чая отказываетесь? — сам не свой, продолжал настаивать генеральный директор.
— Спасибо. У меня мало времени. Мы можем сесть? Мне сюда? — Дождавшись, пока сядет суетливый хозяин, японец занял место напротив. — Согласно вашей просьбе, господин Лобастов, мы продлили ваше пребывание еще на семь дней. У меня ваш паспорт, — он раскрыл чемоданчик, вынул паспорт с подколотыми к нему бланками, но владельцу не передал, а защелкнув замки, водрузил сверху, прикрыв руками.
Даже такой неискушенный в восточных церемониях человек, как Геннадий Прокопович, мог догадаться, что будут вопросы.
— Не знаю, как вас благодарить, — заерзал он на сиденьи. — Зачем было себя затруднять? Я бы и сам мог заехать.
— Ничего, господин Лобастов. Мне бы хотелось уточнить несколько незначительных мелочей. Вы не будете возражать?
— Никоим образом!
— Позвольте представиться, — чиновник привстал и, согнувшись дугой, вручил визитную карточку.
— Очень приятно! — Лобастов попробовал ответить тем же, но едва не опрокинул торшер. Положив
