Избранное. Проза. Мистерии. Поэзия

Но детей занимает только движение.
Бегать туда и сюда и прыгать. Чувствовать дорогу под ногами.
Никогда этим не насыщаться. И чувствовать, как вырастают их ноги.
Они глотают дорогу. У них жажда дороги. Им ее никогда не хватает.
Они сильнее дороги. Они сильнее усталости.
Им ее никогда не хватает (Так и с надеждой). Они бегут быстрее дороги
Они идут, бегут не для того, чтобы прийти. Они приходят, чтобы бежать. Они приходят, чтобы идти. Так и надежда. Они не считают шагов. Им даже в голову не приходит
Считать что бы то ни было.
Это взрослые считают.
Увы, им приходится это делать. Но дитя Надежда
Никогда ничего не считает.
Это родителе считают. Жалкая добродетель, увы, пусть они не делают из этого добродетели.
Им приходится это делать. Как ни сильна дочь Моя Вера,
Тверда как скала, ей приходится считать.
Как ни горяча дочь Моя Любовь,
Она горит как огонь хороших поленьев,
Согревающий бедняка в камине,
Бедняка и ребенка и умирающего от голода,
Ей приходится считать.
Только дитя Надежда,
Она одна никогда ничего не считает.
Она не считает своих шагов, непоседа, она не считает наших.
Как не считает она цветов и листьев в многолюдных Процессиях,
И роз Франции и прекрасных лилий Франции
На несклоненной шее,
Так в малой, в долгой процессии, в трудной процессии жизни она не считает
Ни своих шагов, ни наших
В обычной, скучной, привычной процессии
Каждого дня.
(Ведь не каждый день праздники Тела Господня).
Она не считает своих шагов, а поскольку она не делает разницы между собой и нами,
То и наших шагов она не считает.
Она себя не щадит; и точно так же она не щадит других.
Она заставляет нас по двадцать раз начинать снова одно и то же.
Она заставляет нас по двадцать раз ходить в одно и то же место.
Обычно это место разочарования.
(Земного).
Ей это все равно, что она заставляет взрослых ходить.
Земная мудрость не ее дело.
Она не вычисляет как мы.
Она вычисляет или нет, она считает (не замечая того) как ребенок.
Как та, у которой вся жизнь впереди.
Ей все равно, что она заставляет нас ходить.
Она не считает наших тягот. И наших трудов. Она считает,
Что у нас вся жизнь впереди.
Как она ошибается. Как она права.
Ведь разве у нас впереди не вся жизнь.
Единственная имеющая значение. Вся жизнь Вечная.

(Перевод Ю. А. Гинзбург)

Мистерия о младенцах Вифлеемских

В последней «Мистерии», написанной в 1912 г., Пеги впервые приступает к обстоятельному размышлению о Ветхом Завете на примере истории об Иосифе, проданном братьями: эту историю он сопоставляет с притчей о блудном сыне. Здесь Жаннет поочередно с Жервезой читает священный текст, подобно тому как ребенок повторяет катехизис за священником. Жаннет и Жервеза понимают символику Ветхого Завета в свете реальности Жизни, Страстей и Воскресения Иисуса.

Страсти Христовы — ключ, который отворяет запечатанную книгу Ветхого Завета, они освещают его новым светом: «Это образ, дитя мое. Это одна история, разыгранная дважды. Один раз в иудейском мире, другой в христианском. И для того, кто глядит на них вместе, одна просвечивает сквозь другую».

Удивительная и таинственная связь между двумя домостроительствами спасения: одно — образ, другое — реальность; одно отступает, другое идет вслед. Продолжение и противоположность: одно восходит, другое нисходит, одно временное, другое вечное, одно — Израиль, другое — Церковь … «А Иисус — замок свода». Одно восхваляет славу и богатство, другое прославляет смирение и бедность. И, следуя логике Креста, младенцы Вифлеемские выше самых героических мучеников.

Пеги лучше других понял: осознание связи между двумя Заветами необходимо для осознания самой веры, так как она выражает раскрытие тайны Христа во времени и неразрывно связана с идеей Церкви-странницы.

Именно в третьей «Мистерии» Церковь говорит от имени Бога Отца. Все, что Сын говорит на земле, она слышала от Отца, Отец вечно повторяет в Церкви слова Сына.

Самое прекрасное в этой «Мистерии» — то, что здесь поэзия, страстная и просветленная, возвышенная и обыденная, примиряет «порядок и свободу» (Б. Тюйон).

Это действие благодати усилится и углубится после первого паломничества Пеги в Шартр в июне 1912 г., три месяца спустя после написания «Младенцев».

27 сентября Пеги пишет своему другу Лотту: «Старина, я очень изменился за эти два года… Я теперь новый человек. Я много страдал и много молился. Ты не можешь себе представить… Я живу без причастия. Это безумие. Но со мной сокровища благодати, преизбыток неизъяснимой благодати… я совершил паломничество в Шартр… был в экстазе. Все мои мерзости разом спали с меня. Я стал другим человеком. Час я молился в соборе… я молился, друг мой, как не молился никогда. Я мог молиться за своих врагов… Сын мой спасен, я всех троих вверил Пречистой… Мои дети не крещены, пусть об этом позаботится Пресвятая Дева… Я грешник, но грешник, у которого есть сокровища благодати и редкий ангел-хранитель… “Младенцы” были предвосхищением. Я никогда не делал того, о чем писал. Теперь я этому отдаюсь…»