И вдруг плакса, да ещё и с ранцем

Куго, картины южных красавиц, вальсирующих с кавалерами, полевых рабочих, перебирающих струны банджо, — всё это очень красочно. Но ты забыл упомянуть, откуда взялись деньги на всё это. У меня было сложилось впечатление, что твои родители жили очень скромно за счет даров моря.

— Знаете, мы тогда, кажется, получили наследство, — вставил я. — Помнится какой?то адвокат принес нам целую корзину ценных бумаг и облигаций. Но я тогда ещё был слишком мал и ничего в этом не смыслил.

— К тому же ты был весьма своенравен, — напомнила она. — Как ты пишешь, тебе вскоре надоела вся эта мишура, бесконечная опёка нянек и гувернёров. И ты сбежал в пограничные районы Техаса и стал ковбоем. Моложе тебя наверное уж и не было подпаска на Западе в те времена?

Я кивнул.

— Да, но если вы читали «Всадников пурпурного шалфея» или «Покорение Барбары Уорс», то знаете, что очень много пацанов искало там удачи. Ведь это же граница, и надо обладать незаурядной энергией, чтобы арканить и вязать телят. Клеймить отбившийся скот и отражать нападения краснокожих мародёров.

— И ты, конечно, ничего из этого не упустил — тепло продолжила она. — И вот так?то ты стал конокрадом?

— Конокрадом? — переспросил я. — Не конокрадом, мисс Кроняджер, а коноводом. Видите ли, моя семья не хотела, чтобы я жил в прериях и отправила меня в Лоренсвил, где я сколотил школьную команду и водился с ребятами вроде Дока Макнудера, Теннеси Шеда и другими.

— Какая честь быть знакомым с этими легендарными героями Оуэна Джонсона лично, а не посредством печатного слова, как мы все смертные, — с завистью заметила она. — Однако вот в этом месте, признаться, ты меня озадачил. Почему же ты затем не поступил в Йельский университет?

— Вот так так, а я — то думал, что всё и так ясно, — возразил я. — В то время там блистал Динк Стовер, и я опасался, что наше соперничество… ну мне неудобно говорить об этом…

— Ну что ты, продолжай, — подбодрила она. — Ты уж слишком скромничаешь.

— Я полагал, что нам вдвоём там делать нечего. И потом, у меня была ещё пара задумок, и я метался между ними.

— Да, я совсем забыла, — она заглянула в сочинение, — то ли выследить коварного доктора Фу Манчу, то ли составить компанию Эллану Квортермену в «Лунных горах». Да ты просто разрывался на части, разве нет?

— Больше того, — подхватил я. — Меня манил Юкон и южные моря. То я представлял себе, как лечу по ледяным равнинам в собачьей упряжке с каким?то молчаливым старателем, то вдруг веду баркас с экипажем из семи бронзовых канаков по валам прибоя в Раротонге.

— Вот именно эта часть твоих воспоминаний и озадачила меня больше всего, — отметила мисс Кроняджер. — У тебя была такая бурная жизнь — и вдруг снова вернуться в Провиденс, в нашу обыкновенную среднюю школу? Для человека с такой яркой биографией тебе не кажется, что существование здесь несколько прозаично, даже в общем?то нудно?

— Ну, не так уж интересно, как кое–где, — признался я. — Однажды, помнится, я плыл зайцем на шведском сухогрузе из Момбасы в Тяньцзинь. В Южно–Китайском море была штормовая погода, а мы болтались с голыми мачтами….

— Погоди?ка, — перебила она. — Где? Где? Тут нет никакого упоминания, что ты был матросом.

— Послушайте, мисс Кроняджер, — стал я ей растолковывать, — когда вы давали нам задание на эту тему, вы велели написать кратко, отметить лишь наиболее характерные моменты. Да опиши я все свои приключения, это было бы похоже на «Сказки тысяча и одной ночи».

— Да оно и так уже смахивает на них, — ответила она. — И вот к этому?то я как бы и клоню. Скажи, сколько тебе лет?

Я сказал, что недавно отметил пятнадцатилетие.

— Да, жизнь у тебя, конечно, изобилует событиями. И к тому же, — добавила она с загадочной улыбкой, — ты успел немало почитать, не так ли?

Я хоть и обалдел от такого количества сладкого, но какой?то инстинкт подсказал мне тогда, что вопрос?то этот с подвохом, и тут, как вспышкой, меня озарила истина. Я?то, по наивности, принял взаимоотношения учитель–ученик за чистую монету и тут же жестоко за это поплатился. Мисс Кроняджер при всей своей ангельской доброте решила заманить меня в ловушку и вынудить к признанию, что всё мое прошлое — хитросплетение лжи: коллаж, мозаика из книг великих писателей, обогативших мою юность. Я сразу же насторожился. Ещё миг, и она сможет легко задавить меня обвинениями в плагиате, на всю жизнь запятнать мою честь. К счастью, часы, проведенные мною с Кожаным Чулком, Нейландом Смитом Сакса Ромера и научным детективом Крэйгом Кеннеди, не пропали даром. Они отточили моё чувство осторожности до остроты бритвы. Я уже знал, что треск ветки на лесной тропе может означать катастрофу. А пустячный пепел сигареты — привести к гибели даже самого хитроумного индивида и разрушить карточный домик над его головой. Невероятно, как пятнадцатилетний подросток способен так сложно мыслить, однако всё это пронеслось в моём мозгу со скоростью курьерского поезда. И в тот же миг моя рапира парировала натиск мисс Кроняджер молниеносным выпадом.

— Да, пожалуй, — промолвил я, изогнув губы в той самой восточной улыбке, которую Сиднею Гринстриту суждено было обессмертить несколько десятилетий спустя. — Я не прочь порой скоротать часок–другой за книгой, за кем не водится? Однако, — продолжал я, вставая, боюсь, что задерживаю вас. Если у вас больше нет вопросов, мисс Кроняджер, мне пора бежать. Гимнастическая команда Христианской ассоциации молодых людей, где я капитаном, сегодня играет на серебряный кубок имени Хораса Дули, и мне нужно проверить, чтобы тренировочные костюмы и всё прочее было в полнейшем порядке.

Знай мисс Кроняджер, что я не только не был капитаном, но даже членом какой?либо гимнастической команды, и вообще не мог даже перепрыгнуть через козла без многочисленных переломов, мне не удалось бы так просто улизнуть. Однако, как бы там ни было, может просто потому, что всё это ей надоело, она не стала возражать, и я поспешно ретировался. Несколько дней спустя я узнал, что за сочинение у меня три с минусом. Нет, каково?! Я по сей день не могу найти объяснения этому. Возможно мисс Кроняджер так раздосадовал огромный счет, предъявленный ей хозяином кафе, что она отомстила мне, занизив оценку — чудовищный пример диккенсовской жестокости, царившей в то время в средних школах Новой Англии. И всё же, трудно сказать почему, я на неё так и не обиделся. Может быть суровая школа рыбаков Мэна, смягченная плантаторской жизнью на старом Юге и возмужание в Лоренсвиле и южных морях лишили меня способности к мести. Или может в этом повинны медово–золотистые волосы и изящная фигура, которую я до сих пор не могу забыть. Особенно перед сном. Кто знает?