С Ниной и Надей они тоже были в ссоре и не разговаривали. Впрочем, дед Прошка уже почти не слезал с печи от старости и бурно прожитой жизни. Тем не менее, как говорят, однажды зимой тетя Надя с мужем нанесли им визит на санях (расстояние между домами метров пятьдесят), и поскольку засиделись допоздна и «возвращаться было поздно», то заночевали.
Но это было такое необычное событие, что его несколько лет обсуждала вся деревня, вот и я до сих пор помню.
Четвертой зимовавшей в деревне семьей были Пал Саныч (бывший бригадир) и его жена, совершенно сгорбленная баба Шура, имевшая в деревне репутацию знахарки, гадалки и вообще немного колдуньи. Во всяком случае, к ней ходили, когда болел зуб, и еще помнится, как-то раз кого-то на покосе укусила змея, так тоже к ней бегали.
Жили Пал Саныч с Шурой на отшибе от всех, на самом берегу озера, держали тогда еще корову, огород и пару баранов, ни с кем, кажется, не водились (и были на то причины). Оба пенсионеры, Пал Саныч постоянно ловил рыбу.
Нам надо было ходить к озеру мимо них, и мы всегда считали и их самих, и их дочерей Зину и Лиду очень милыми людьми. Про их бурное прошлое и непростые отношения с соседями мы тогда вообще не знали, да и сейчас знаем только всякие легенды. До сих пор это наши ближайшие соседи (теперь уже, к сожалению, только их дочка тетя Зина). А тогда они пускали нас мыться в своей бане: у нас своей тогда не было, только развалившийся фундамент у «изгороды».
Напротив Пал Саныча стоял странный дом, в котором жил относительно молодой мужик, вечно сидевший на крыльце и никогда ничего не делавший, и древняя старушка, вся сгорбленная, по имени баба Оля, которая целыми днями ходила в лес и на горбу притаскивала небольшие вязанки хвороста, чтобы, видимо, заготовить дрова на зиму. Много ли так можно было заготовить – неясно. Сын ей никогда не помогал.
Мы как-то спросили, почему она не попросит телегу с лошадью у Нины для этой работы. А она ответила, махнув рукой: «Э… Да разве она даст? Скажет: что, колеса ломать?» – и потащила свою связку дальше.
Семью эту постигла страшная и трагическая судьба. Сын у нее, как выяснилось, был сумасшедший. Это уже все произошло при нас, и об этом я расскажу позже, в свое время.
Кроме этих зимовавших семей в Булавино жило довольно много «бывших местных», то есть таких, кто был отсюда родом и обычно проводил в деревне время с мая по ноябрь, но на зиму уезжал в города к родне. Например, были сестра Пал Саныча – Людмила Александровна, бывшая медсестра тетя Аня (совершенно круглая, бойкая старушка, самолично чинившая свою крышу и охотившаяся в лесу на тетеревов с трофейным наганом), странный человек по прозвищу «Прокурор», рассказ о котором впереди, семьи трех сестер, занимавшие поделенный на три отсека дом напротив деда Прошки и владевшие непревзойденными огородами. Жила сестра «Прокурора» Татьяна Прохоровна, некая Валентина Ивановна, долго снабжавшая нас овощами со своего огорода. Может, еще кто-то – я не всех помню.
Кроме того, были дачники – городские люди, купившие местные дома более или менее «на птичьих правах», вроде нас. Их число со временем возрастало.
Каждая семья по-своему интересна и заслуживает отдельной истории.
Я думаю, что будет разумнее рассказывать все местные байки по мере того, как их персонажи будут естественным образом появляться на сцене, а за основу взять рассказ о нашем собственном семействе: как оно укоренилось в деревне, разрослось и сейчас владеет ни много ни мало двенадцатью домами, гостиницей и фермой в благословенном Булавино.
Впрочем, и само Булавино необычайно разрослось. Сейчас там, кажется, около восьмидесяти домов – все время сбиваюсь со счета. Ходят слухи, что оно признано наиболее быстро развивающимся сельским поселением Н-ской области.
Отношения среди местного населения такие же страстно-непростые, как и в былые времена. Жизнь бурлит, и страсти кипят в этом идиллическом месте под сенью глухой тайги, на берегу сказочного озера, вдали от шумных городов и даже всякой проезжей дороги.
О том, как упал потолок
Потолок в доме упал на следующий год в начале лета, когда нас там не было, а жила семья тети Марины и дяди Коли (ведь дом был куплен на две семьи). Причиной падения было то, что многолетние протечки крыши приходились на угол, где сходились внешние стены дома и внутренняя бревенчатая стена, разделявшая две комнаты (так называемая изба-пятистенка).
Весь этот угол сгнил полностью. На верхние бревна стены в этом месте опирался тяжеленный потолок из толстых плах, который для теплоизоляции был сверху, с чердака, еще засыпан толстым слоем песка. В старину так всегда делали в деревнях теплоизоляцию потолка. Другие теплоизоляционные материалы, вроде современной стекловаты или «теплоизола», были недоступно дорогими, да и вообще, мне кажется, их не было в те времена, когда строился этот дом, – чуть ли не в XIX веке. Да и при советской власти, как известно, стройматериалы населению купить было нельзя.
И вот вся эта тяжесть много лет давила на сгнившие бревна, потихоньку прогибая их вниз. Много лет дом стоял необитаемым, а тут появились люди – начали ходить, хлопать дверями, топать, стучать молотками, попели всякие сотрясения и подвижки стен, и наконец конструкция не выдержала.
В сам момент падения в доме находилась моя двоюродная сестра Галинка, которой тогда было лет четырнадцать. Она сидела у окна и мирно читала книжку.
И вдруг увидела, что бревна потолка в клубах пыли начали одно за другим сползать по стене на пол.
Дальше версии расходятся. Сама Галинка утверждает, что успела достаточно спокойно выйти через дверь до того, как потолок рухнул целиком. Однако все остальные члены семьи твердо убеждены, что Галинка выскочила в окно вместе с книжкой. Это убеждение родилось, видимо, из рассказа ее матери Марины, которая была на улице вместе с дядей Колей, когда они услышали страшный грохот в доме. Они, конечно, вспомнили, что в доме осталась старшая дочь, и кинулись туда смотреть, что случилось. Как вышла Галинка через дверь, они, видимо, не заметили (или она все-таки не выходила, а действительно сиганула в окно). Во всяком случае, когда они распахнули дверь, их глазам предстала ужасная картина: рухнувшие в комнату потолочные бревна, пыль столбом и, о ужас, зацепившись за что-то в воздухе, качается один детский резиновый сапожок.
Бедная тетя Марина была уже готова умереть на месте от ужаса, но тут снова открылась дверь, и с улицы вошла живая и здоровая Галя с книжкой в руках.
Вот в таких красках вся эта история была пересказана нашему семейству.
Отпуск как таковой для них, бедняг, на этом и закончился. Остаток времени был посвящен вытаскиванию на улицу упавших бревен, выгребанию песка и прочей дряни, нападавшей с чердака, что потребовало долгого и тяжелого труда.
Надо сказать, что местные жители повели себя очень своеобразно. Они все собрались вокруг дома с оханьем и причитаниями, проклинали бывшего хозяина дома за то, что он «продал людям такое гнилье да еще за такие деньги» (цена продажи, разумеется, всем была достоверно известна), а также приносили в кулечках яйца, хлеб и творог для материальной помощи пострадавшим.
Общественный вердикт был таков: дом починить невозможно, москвичи отсюда уедут и больше никогда не вернутся.
Потратив пару недель на эти уборочные работы, семейство Марины действительно собралось и уехало. Они позвонили моим родителям и сказали, что отказываются от своей половины дома после этого ужаса, что дом теперь весь наш, пусть мы что хотим, то с ним и делаем. Марина несколько раз повторила: «Не бойтесь, мы оставляем вам чистый дом, только в одной комнате теперь нет потолка». Видимо, грязища была знатная, и уборка произвела на нее очень сильное впечатление. А сами они решили поискать себе деревенский дом где-нибудь в другом месте.
Как мы увидим далее, ничего из этого не выпело, и они вернулись в Булавино снова, решив, что все- таки это и есть то самое место на земле, лучше которого найти невозможно.
Вопреки мрачным прогнозам деревенских жителей мои родители, когда наступило время их отпуска, решительно двинулись в Булавино. Мой отец вообще был во времена своей молодости мастер на все руки и человек не очень-то пугливый, так что отсутствие потолка в одной комнате его совершенно не
