благочестивые размышления, и все мирское им чуждо.
Три портала как бы связаны между собой четырьмя ажурными каменными балдахинами на монолитных колоннах. Под ними – четыре огромные статуи святых в ниспадающих широких одеждах. Это евангелисты – Матфей, Марк, Лука и Иоанн, письменно изложившие жизнь и деяния Христа.
Над порталами, словно перепоясывая здание, вытянулся зубчатый карниз из 28 ниш со стоящими в них статуями.
Это знаменитая Галерея Королей. Скульптор изобразил легендарных библейских правителей, предков Иисуса Христа. Каждый из двадцати восьми библейских персонажей считается прототипом одного из королей Франции. Таким образом французские владыки словно провозглашали себя воплощением ветхозаветных святых.
Еще выше, над фигурами королей, находятся окна. Огромное центральное окно диаметром 30 м имеет круглую форму. Оно носит поэтическое название «роза». Причудливые переплеты и впрямь создают впечатление лепестков цветка, а разноцветные стекла превращают окно в подобие гигантского бриллианта, играющего всеми цветами радуги. В центре окна-розы изображена Богоматерь, а вокруг нее – фигуры святых в круглых медальонах.
Над этим ярусом находится высокая изящная аркада галереи с лепными украшениями в форме трилистника, поддерживающая на тонких, стройных колоннах тяжелую площадку, и наконец, две мрачные массивные башни с шиферными навесами.
С галереи вниз на площадь смотрят странные, неуклюжие фигуры с крыльями летучих мышей, змеиными головами и лебедиными шеями. Эти фантастические чудовища – химеры, воплощение человеческих грехов. Они немы, как души мертвых, и страшны, как тени ада.
Галерея соединяет две взлетающие на умопомрачительную высоту плосковерхие башни, одновременно и массивные, и воздушные. Это колокольни собора и одновременно дозорные башни Парижа. Отсюда можно было следить за приближением к городу врагов и оповещать парижан ударами в колокол. Вся окрестность на много километров вокруг была видна как на ладони.
Сегодня большой колокол весом в 15 тонн звонит только в самых торжественных случаях.
Фасад собора как бы расчленен на четыре яруса: порталы, окна, галереи, башни. Каждый ярус вытянут по горизонтали, а фасад в целом имеет вертикальные пропорции. Сочетание горизонталей со стремительным взлетом вертикальных стрельчатых форм – секрет удивительной красоты собора.
Классическое описание внешнего вида собора и впечатления от него оставил нам Виктор Гюго в своем знаменитом романе «Собор Парижской Богоматери». Пожалуй, описать его лучше, чем это сделал великий француз, пока еще никто не сумел.
«Вряд ли в истории архитектуры найдется строение прекрасней того, каким является фасад этого собора, где последовательно предстают перед нами три стрельчатых портала, огромных и роскошно украшенных скульптурою; над ними зубчатый карниз, словно расшитый 28 королевскими нишами, уставленными статуями, и низкая стрельчато-арочная галерея. Громадное центральное окно – роза, с двумя высокими окнами, расположенными по бокам; высокая изящная аркада галереи с лепными украшениями в форме трилистника, несущая на своих тонких колоннах тяжелую площадку. И наконец, две мрачные массивные башни с шиферными навесами, и за ними – прозрачный филигранный шпиль, самый дерзновенный, самый отточенный, сквозь кружевной конус которого просвечивает синее небо.
Все эти гармонические части великолепного целого, воздвигнутые одни над другими в 5 гигантских ярусов, безмятежно, в бесконечном разнообразии разворачивают перед глазами свои бесконечные скульптурные, резные и чеканные детали, могуче и неотрывно сливающиеся со спокойным величием целого…
Вступая в священный мрак этого храма, сквозь который фантастически глядит разноцветный цвет окон, стрельчатые своды один над другим, и им конца нет, – весьма естественно ощутить в душе невольный ужас присутствия святыни, которой не смеет коснуться дерзновенный ум человека».
В огромном зале все подчинено бурному взлету вверх, к небу. Здесь царство вертикальных линий и стрельчатых арок. Столбы, узкие окна, какие-то каменные жгуты – все тянется ввысь. Камень как будто потерял свою обычную твердость и тяжесть, стал гибким и пластичным.
Стен вообще нет, их заменяет каркас каменных столбов, в которые вставлены огромные стрельчатые окна, если только можно назвать окнами многоцветные картины с десятками фигур. Это витражи – живопись не красками, а цветными стеклами, вставленными в изящные свинцовые переплеты.
Солнечный свет заставляет играть стекла всеми цветами радуги и делает витражи похожими на огромные самоцветы. Мерцающие мистические лучи в сочетании с бурным взлетом арок опьяняюще действует на человека и способны привести его в религиозный экстаз.
К сожалению, от средневековых витражей остались лишь три окна-розы. Окно-роза северного поперечного нефа с диаметром около 13 м, сохранившееся лучше других, изображает Мадонну с младенцем, вокруг них – ветхозаветные персонажи. В отреставрированном окне-розе с южной стороны – сцены и персонажи из Нового Завета: Христос в окружении апостолов и мучеников, благословляющий мудрых и неразумных дев.
Среди многочисленных сокровищ и реликвий собора главную ценность для верующих и христианской церкви представляет священная реликвия Страстей Господних – Терновый венец Христа.
Но собор услаждает не только глаз, но и слух, ибо если не послушать орган, сопровождающий мессу, то представление о нем будет неполным. В соборе Парижской Богоматери несколько органов, и только в готическом интерьере, слушая их перекличку, можно почувствовать величие этого музыкального инструмента, рожденного именно готическим пространством, где кажется, что звучит под сводами вся масса воздуха, пронизанного цветными потоками света, и музыка воспринимается как нечто материальное.
Увы, время не пощадило величайший собор Франции, ибо как сказал о нем еще в XIX в. французский поэт Жерар де Нерваль: «Собор великий стар…» Но беда не только в том, что древний храм, открытый ветрам, дождям и солнечным лучам, теряет свой облик под бременем лет. Его не щадят и люди. Так, во время Великой французской революции были безжалостно уничтожены ненавистные революционной душе все статуи королей Иудеи, а шпиль над поперечным нефом был снесен под тем предлогом, что он «противоречит принципу всеобщего равенства». Внутри, на месте алтаря, тогда воздвигли украшенный цветами трон, где восседала «Эсмеральда новых времен» – актриса Обри, воплотившая образ Свободы.
А если еще раз обратиться к роману Гюго, то станет ясно, что реконструкция здания этим не ограничилась. В романе одно только перечисление всевозможных изменений, которые были внесены в архитектурный ансамбль, занимает несколько страниц.
К началу XIX в. Нотр-Дам пришел в такое плачевное состояние, что Наполеон Бонапарт, провозгласивший 2 декабря 1804 г. себя императором Франции, перед своей коронацией приказал затянуть тканью некоторые участки нефа, чтобы скрыть ущерб, нанесенный собору якобинцами.
В середине XX в. был объявлен конкурс на лучший проект реставрации собора. Его победитель архитектор Виоллеле-Дюк восстановил шпиль и изначальный готический алтарь. Взяв за образец фасады других французских соборов, он воссоздал и статуи, некогда украшавшие порталы. Правда, он и другие архитекторы, занимавшиеся реставрацией, в своей работе зашли слишком далеко: они решили не только восстановить разрушенное, но даже «немного улучшить» ансамбль, дополнив его новыми деталями.
Вернуть утраченное попытался известный писатель Андре Мальро, который в 1960-х годах занимал пост министра культуры. Он был инициатором проведения в соборе «чистки» с тем, чтобы убрать все «архитектурные наслоения», хотя эту работу тогда не довели до конца.
Летом 1991 г. собор снова начали реставрировать. На этот раз реставраторы ничего не улучшали. Они лишь залечили раны, нанесенные людьми.
Без малого тысячелетие прошло с тех пор, как был воздвигнут собор Парижской Богоматери и Париж преобразился благодаря его стройной громаде, воцарившейся над городом. За эти века во много раз увеличилась столица Франции, украсилась многими другими памятниками, знаменитыми на весь мир. И все же Нотр-Дам де Пари по-прежнему главенствует над ней, по-прежнему является ее символом, воспринимаясь как одно из высочайших воплощений французского художественного гения. Не случайно именно он определен как самый точный центр Парижа: на дорожных указателях расстояние до любой точки
