— Что делать?
— Ну, это самое… Вырезать и все такое прочее, — пояснил он свою мысль. — Для этого ведь нужны специальные условия? Значит, все же следует поискать в больницах?
Я понял его. Скелет оказался парень не промах. Не зря мне его рекомендовали для сложного дела. Он смотрел прямо в корень проблемы. Говорят, он раньше работал в милиции. Зачем его оттуда отпустили?
— И ведь обыкновенный человек не может сам изъять глаза, — продолжал Скелет спокойно. — Я тут все обдумал и понял, что я бы, например, не смог это сделать… Не надо быть врачом, чтобы понять такое. Глаза же нужно не просто выцарапывать, а делать это осторожно, чтобы не повредить и чтобы они были пригодны потом для пересадки.
— Ну, тут вы правы, — ответил я. Мне была неприятна сама мысль, что без врача тут не обошлось, но приходилось смиряться с этим фактом. — Конечно, изъять глаза таким образом — это целая операция. Может быть, не слишком сложная, но все же сделать ее может только врач-окулист. Я бы не взялся за это. А вот провести такую операцию можно не обязательно в больнице. Вполне можно и в домашних условиях.
Как хотите, но мне было трудно представить себе своего коллегу-доктора, который оказался способен на такое. Всякие бывают врачи, и я сам далеко не идеал врача и не образец гуманизма и бескорыстия… Но все же. Знавал я недобросовестных докторов, всякое видел, но представить себе, что человек в белом халате ослепил за деньги мою Юлю…
Факты, тем не менее, были именно таковы, и с ними нельзя было не считаться. Это сделал врач — сомнений не было. Увидеть бы этого монстра.
— Значит, что мы имеем? — сказал Скелет все так же задумчиво и медленно. — Мы имеем бандитов, которые едут по улице и хватают девушку. Потом они привозят ее в некое место к некоему доктору- окулисту. Который делает ей укол и под наркозом вынимает ее глаза. А потом эти глаза едут в маленьком контейнере и солнечную Италию. Я все правильно изложил?
— Все правильно. Получается именно так, — кивнул я. — В квартире безопаснее, никто не увидит. А в больнице слишком много посторонних глаз. Медсестры, больные… Даже ночью. Так что, скорее всего, это частная квартира.
— А какие еще органы могут быть? — спросил Скелет. Он был сосредоточен, и я понял, что у него есть какая-то идея, которую он начал разрабатывать.
— Для медицины важны почти все органы, — ответил я. За последние несколько дней я беседовал с несколькими специалистами по этим проблемам и теперь стал знатоком вопросов транспланталогии.
— Это могут быть почки — в первую очередь, — пояснил я. — Они удобны при транспортировке. Небольшие. Кожа… Человеческая кожа для пересадки, вы понимаете?
Скелет ответил, что понимает, и глаза его сверкнули.
— Печень — маловероятно, — сказал я. — По разным причинам, вам неинтересно… А что, у вас появилась перспективная идея?
Скелет вдохнул. Он сидел передо мной в кресле весь напряженный, собранный. Он был довольно высокого роста, почти как я, только гораздо уже в плечах. Хотя вид довольно упитанный и холеный. Почему его называют Скелетом?
— Есть идея, — согласился он. — Перспективная, как вы сказали… Она же и единственная.
— Расскажите, — не выдержал я.
— Какой вы мстительный, — ответил Скелет. — Вот уж не думал, что доктор может быть таким мстительным… Что вы так волнуетесь? Ведь даже если мы найдем всех негодяев и всех накажем, от этого ведь, по существу, ничего не изменится. Глаза обратно не вырастут, вы же сами это понимаете.
Это я понимал. Прекрасно понимал. Может быть, мне была нужна какая-то другая форма активности для того, чтобы тяжесть горя отодвинулась в сторону. Пусть я буду занят проблемой поиска мерзавцев и их наказанием… Тогда я меньше буду думать о том, что произошло и о том, что я потерял.
Какой эгоизм, тут же поймал я себя на последней мысли. Я потерял… Какие пустяки. Вот что потеряла Юля…
Но что я еще мог сделать в этой ситуации, как только не «зациклиться» на мести?
Скелет смотрел на меня и, вероятно, понял, что вогнал меня в «ступор». Его последние слова слишком жестко очерчивали реальность и мои жалкие возможности теперь, когда самое ужасное уже случилось. Что я мог теперь? Мстить? Наказывать?
— Ладно, я вам скажу, — произнес Скелет. — Искать за границей я не стану. Я этого не умею, да и где и как я стану искать кого-то в Италии? Или в другой стране… Я же не Интерпол… Сделаем проще, поищем здесь. Тем более, что нас ведь и интересуют конкретные исполнители. Вы ведь заказали именно их.
Да, мы с Геннадием Андреевичем заказали именно конкретных исполнителей, и тут Скелет был прав.
Что толку искать за границей? Мы будем искать клинику и в конце концов найдем какого-нибудь старенького профессора в очках с седой бородкой, который делает такие операции и заказывает себе «материал» в России…
Ну и что мы станем с ним делать? Он нашу Юлю никогда не видел и не знал. Он скажет, что покупает глаза у третьих лиц и ни в чем не виновен. Он не знал. Он не интересовался. Он очень сожалеет. Право, ему так неприятно… Что там еще может проблеять седенький профессор в Риме?
Не он хватал на улице нашу Юлю. Не он ослепил ее. Не он вытолкнул ее слепую на пустынную улицу жарким утром…
— А те, кто нас интересует, — продолжил Скелет, — они живут тут. И ходят рядом с нами по улицам, и ездят в своей машине. Они зарабатывают себе на жизнь таким образом. Вот мы их и поищем.
— Но как? Вы что-нибудь узнали?
— Нет, — пожал плечами сыщик. — Но надеюсь узнать. Дело в том, что, скорее всего, у них заказы на разные человеческие органы. Не только на глаза. Во всяком случае, я так думаю. И еще я думаю, что это дикая случайность, что ваша Юля осталась жива, скорее всего, они убивают «доноров».
И вновь я поразился проницательности этого человека. То, что он сказал, абсолютно совпадало с тем, что объяснил мне один важный товарищ, к которому я обратился незадолго до того за консультацией. Я прибежал к нему на второй день после происшествия с Юлей — страшный, всклокоченный, с горящими глазами, из которых я все никак не мог выдавить слез… Мне казалось, что если я буду плакать, мне станет легче.
И высокопоставленный товарищ в институте транспланталогии сказал мне буквально то, что только что произнес Скелет. А именно:
— Вы понимаете, теоретически то, что вы говорите, возможно, — сказал доктор медицинских наук в отутюженном халате снежной белизны и в немецких золотых очках за полмиллиона. — Теоретически можно предположить, что в нашей стране и в Петербурге в частности появились эмиссары западных клиник, которые вступили в контакт с мафией и покупают отнятые у населения человеческие органы. Хотя мы и не имеем такой информации.
«Мы не имеем такой информации», — гордо сказал тот человек, поблескивая своими очками.
По стенам его кабинета висели разные красивые фотографии. У меня была возможность рассмотреть их. Они были развешаны так, чтобы посетитель имел возможность познакомиться с ними подробно. На одной из них мой собеседник был снят с группой коллег на фоне Альп, на другой — на фоне лазурного южного океана. Еще тут был диплом какой-то международной организации, занимающейся транспланталогией, и многое другое, говорившее о том, какой хозяин кабинета важный и заслуженный человек.
Он сказал мне, что теоретически все возможно, но он не имеет информации. Как долго он будет говорить это? Нужно, чтобы с его собственной дочерью произошло то, что случилось с Юлей? Или он, может быть, стряхнет с себя слепоту раньше?
Я так и сказал ему в сердцах.
Светило глядело на меня сквозь полумиллионные очки и снисходительно улыбалось.
— Я понимаю, у вас несчастье, — сказал он потом примирительно, как бы давая понять, что не собирается сердиться на мои возбужденные слова.
