Может быть, теперь сыграло свою роль то, что Скелет с его мрачным лицом и аккуратным костюмчиком очень походил на последнего куратора «оттуда», каким его запомнила благородная память кадровички. Она всю жизнь гордилась тем, что имеет доверительные отношения с охранкой…
Эх, были времена, когда она отводила душу и писала этому куратору длинные бумаги о том, кто что сказал из врачей, кто собирается «отъехать» в Израиль, а у кого жена вернулась из загранкомандировки и вроде бы привезла лишние туфли. И как начмед анекдоты рассказывает про последний партийный съезд… И многое другое. Когда серьезный материал иссякал, она писала о том, что зав. стоматологическим отделением спит с дежурной сестрой во время ночных дежурств, а шеф-повар таскает сумками ворованные продукты своему любовнику-диетологу…
Все бумажки эти где-то подшивались, складывались, их читали серьезные люди, по ним принимались какие-то меры…
Теперь стало скучно, ничего этого не стало. И Скелет с его разговорами о личных делах, о «расследовании» вдруг напомнил кадровичке дни ее былой славы. Он был для нее родным и понятным человеком. Человеком из ее прошлого. Что он не из милиции, ее не особенно волновало. Какая разница, думала она. Все они одинаковые.
Вместо ответа на ее вопрос, Скелет с серьезным видом полез в «дипломат», достал оттуда коробку конфет «вишня в шоколаде» и бутылку ананасового ликера. Перед тем, как достать бутылку, он чуть помедлил, прикидывая — давать или не давать. Потом взглянул на багровые пятна на лице кадровички и решительно вытащил ликер.
Все это он поставил на стол перед ней и одновременно, заведя руку назад, захлопнул дверь, полуоткрытую в коридорчик.
— Так какого доктора-то? — опять спросила тетка, уставясь на принесенные дары.
— Вы коробочку приберите, — сказал Скелет, кивая на стол и строго глядя на бабу. — И бутылку тоже, а то, неровен час, кто войдет, так неправильно поймет.
На красной рожице мелькнула хитрая улыбочка.
— Не войдет, — сказала тетка. — Дверь с автоматическим замком… Вы ее захлопнули сейчас.
«О Боже! — мелькнуло подозрение у Скелета. — Чего она теперь может еще от меня захотеть при закрытой-то двери…» Но все оказалось не так страшно. Баба уже «вышла в тираж» и амуры ее не интересовали. Теперь она сгорала от любопытства, кто же из докторов попал «под колпак».
— Вы папочки достаньте, — сказал Скелет, надевая на лицо улыбочку «номер три».
— Нельзя ведь посторонним показывать, — неуверенно опять завела кадровичка, но Скелет уже все про нее понял и твердо произнес:
— Мне на минутку. И я сразу уйду. Взгляну только.
— Ну ладно. Только быстренько, — вздохнула тетка, и глаза ее опять загорелись.
— Доктор Хявисте, — сказал Скелет. — Я хочу посмотреть личное дело этой дамы.
Кадровичка радостно закивала и достала папку. Хельгу Хявисте она отлично знала и недаром всегда ненавидела. Теперь пусть ею займутся вот такие серьезные мужчины. Вляпалась, наверное…
Как же было ей не ненавидеть Хельгу? Та была красивая женщина, хорошо одевалась, была доктором, у всех на виду… От одной только зависти можно было умереть. А тут еще и муж у этой Хельги уехал за границу, потом, может, к себе заберет. А не заберет, так хоть посылки, верно, шлет.
Ну ничего, подумала кадровичка, вот ты и допрыгалась, красотка. Недаром твоим личным делом интересуются.
Она достала папку с делом Хельги и раскрыла ее.
— Дать в руки не могу, — строго сказала она таким тоном, что Скелет решил не спорить. — Я вам так все прочитаю.
Она стала медленно читать все с самого начала — год и место рождения и так далее.
Образование — высшее медицинское. Разведена. Проживает, прописка… И так далее. Скелет слушал молча, кивал головой и силился вникнуть в скупые сведения. Пока ничего не находилось такого, за что можно было бы хоть краешком зацепиться. Ничего неординарного, непонятною.
— Вот запись о переводе… Вот направление на переквалификацию, — бормотала кадровичка. — Приказ о зачислении на курсы по переподготовке… Приказ об окончании и направлении.
— Какой приказ? — спросил Скелет на всякий случай. — О какой такой переквалификации?
Тетка вчиталась повнимательнее. Наконец поняла.
— А, — сказала она, наклонившись к бумаге. — Она переквалифицировалась на терапевта. С тех пор и работает в первой терапии у нас.
— А раньше где работала? — насторожился Скелет.
— У нас же и работала, — объяснила тетка. — Только на другом отделении.
Она уже приготовилась читать дальше, но Скелет вдруг подумал, что с этими деталями следовало бы разобраться. В конце концов, именно за этим он сюда и пришел. Что же еще могут отражать скучные строчки личного дела?
— А на каком отделении? — уточнил он. Тетка запнулась и вновь принялась вчитываться в бумаги.
— На офтальмологии, — сказала она.
— Это что такое? — переспросил Скелет. — Как вы сказали — офта…
— Офтальмологии, — гордясь своей способностью легко выговаривать сложные заграничные слова, ответила бабища. — Это окулисты которые.
Она подумала, что и это слово доступно только ей и потому пояснила дополнительно:
— Ну, глазники.
Скелет буквально подскочил на стуле.
— Как глазники? — переспросил он для верности севшим от волнения голосом. И тут же почти приказал: — Повторите это место.
Кадровичка прочитала еще раз приказ о переводе доктора Хявисте с отделения офтальмологии на терапевтическое в связи с окончанием курсов переквалификации и по производственной необходимости…
— Так, — сказал Скелет, весь дрожа от предчувствия. Теперь он был «на коне», теперь он ухватил удачу за хвост и крепко держал ее, не намереваясь отпускать. — Так, дайте мне ее трудовую книжку.
Тетка, видя как загорелись глаза посетителя, поняла, что он напал на след, и решив, что все равно уже почти на все согласилась, решила дать и трудовую, потому что «семь бед — один ответ»…
Она протянула Скелету трудовую книжку Хельги, которую вынула из специального металлического ящичка.
Скелет вперился глазами в голубые странички, заполненные разными записями, и сразу увидел, что записи сделаны разной рукой. Значит, нужно посмотреть все с самого начала.
Вот и та запись, которая его интересовала. Откуда появилась эта Хельга здесь, в этой больнице. А что было прежде?
Вот эта запись. Уволена по статье за прогул. А потом уже, спустя месяц, принята сюда, в эту больницу. Так, а откуда уволена? На синем штампе расплываются буквы, складывающиеся в сложное непонятное слово.
«Институт траспланталогии»… Что же это такое? Скелет задумался.
— Что такое траспланталогия? — спросил он у кадровички. Та просто вся зарделась от выпавшего сегодня на ее долю интеллектуального торжества. Как много она, оказывается, знает красивых непонятных слов!
— Транспланталогия — это те, которые пересаживают от одного к другому, — сказала она гордо.
— Чего пересаживают? — напрягся Скелет.
— Ну, там сердце или печенку или еще чего, — пояснила тетка. А потом добавила между прочим: — Они к нам оттуда вместе с мужем пришли. Сама и муж ейный… Их оттуда за прогул уволили, а они к нам и пришли. У нас тогда некомплект был, вот их и взяли.
Теперь все встало почти что на свои места. Хорошо было бы еще заглянуть в этот Институт транспланталотии и выяснить, из-за чего на самом деле уволили Хельгу с ее мужем. Потому что за прогул — это вряд ли. Докторов за прогулы редко увольняют. Это статья для рабочих, а не для классных
