же вечно обижающийся на что-то Осип Мандельштам.
— Совершеннейшая чепуха и безвкусица, — вразумляет он свою собеседницу. — Прошу вас никогда больше не петь этот идиотский куплет про меня и «Крокодилу»!
— Как прикажете, Осип Эмильевич!
Мандельштам падает на диван, закинув руки за голову и бормоча ругательства… Рядом нервно жестикулирует Ходасевич… Распахивается дверь, впуская новых гостей. Объятия. Экспромты. Смех…
На посёлок опускается густая южная ночь. На небе чётко вырисовываются знакомые Максу созвездия.
— Господа… скорее, скорее… море горит! — восклицает кто-то из женщин.
Сад заполняется людьми, «ненормальные» дачники бегут на берег и застывают перед удивительным зрелищем: море действительно «горит», высверкивая жёлтыми и серебристыми всполохами.
— В «Бубны», господа!
Чей-то профессиональный баритон врывается в ночь, подхваченный хором:
Хор всё более азартно продолжает:
У чопорного дачного домика умолкшие «обормоты» останавливаются. Ходасевич запевает дребезжащим «козлиным» тенорком:
Закашлялся. Сергей Эфрон подаёт сигнал, и округа оглашается дикими кошачьими воплями. С треском распахивается окно, и появляется голова с папильотками. Это хозяйка «нормальной» дачи, оперная певица М. А. Дейша-Сионицкая.
— Безобразие! Я буду жаловаться в Феодосию! Полицмейстеру!
Хохочущие «обормоты» продолжают:
Осип Эмильевич разворачивается и шагает в противоположную сторону… Обиделся…
— Осип, полно тебе! — кричит вслед гордому поэту Эфрон.
— Милые дамы! — даёт команду «Баритон».
Две юные балерины, воздушные и прекрасные, бегут за Мандельштамом, догоняют, падают перед ним на колени:
— Осип Всемильич! Вы у нас самый умный, самый талантливый, самый желанный!
Мандельштам смотрит куда-то за горизонт, потом обращает лицо к честной компании. Пора подключиться и Волошину:
— Господа! Вместо: «Люди умны» поём: «Под звуки многотрубны». Начали!
И хор с охотой исполняет:
Все замолкают, вопросительно глядя на Осипа. Поколебавшись какое-то время, Осип Эмильевич в сопровождении юных сильфид нагоняет компанию.
Опустившись на колени, хохочущий Ходасевич ищет упавшее с носа пенсне:
— Господа, так и знайте: пенсне не найду — стихов читать не буду!
Все ползают в поисках пенсне. А пение между тем продолжается:
И — все вместе: