— Поверь мне, за это можешь не беспокоиться, — сказал тогда дядя Леопольдо уже серьезно. — Очень маловероятно, что у здоровой как бык девятилетней девочки случится инфаркт. По последним статистическим данным…
— Оно делает БУМ-БУМ-БУМ! Оно вот-вот разорвется! — перебила его Элиза.
— О Господи! Надеюсь, что нет. Эта девочка такая эмоциональная… — вздохнула бабушка Мариучча. — Но при чем тут учительница?
— Что такого ужасного она вам сделала на этот раз? — насмешливо осведомился дядя Казимиро.
Элиза ненавидела, когда ее не воспринимали всерьез. Она разрыдалась. Она что-то бессвязно лепетала, из чего можно было разобрать только:
— Во всем виновата ложка.
— Не устраивай истерику, — твердо сказал дядя Бальдассаре. — Если женщины до сих пор не захватили этот мир, то только потому, что у них всегда глаза на мокром месте. Какая еще ложка?
— Для рыбьего жира.
— Боже праведный! — не веря своим ушам, вмешался дядя Казимиро. — Только не говори, что она вас заставила пить эту гадость!
— Эта гадость, — возразил дядя Леопольдо, — к твоему сведению, богата витаминами. Это лучшее укрепляющее средство из тех, что у нас есть, для слабых и истощенных детей.
— Но Элиза и Приска, слава Богу, не слабые и не истощенные, — сказал дядя Казимиро.
— Она нам его и не дает, — уточнила Элиза сквозь слезы. — Рыбий жир велено давать бедным девочкам. Так распорядился директор.
— Слушай, Элиза, перестань, в конце концов, хныкать и постарайся рассуждать здраво, — сказал дядя Бальдассаре, сажая ее к себе на колени. — Я тебе уже объяснял тысячу раз, что мы счастливое исключение, но после войны цены взвились так, что бедным людям стало нечего есть. Только макароны, картошка и полевые травы. Дети их были вечно голодными и плохо росли. Поэтому, когда открылись школы, школьный попечительский совет решил каждый день бесплатно раздавать самым истощенным школьникам горячую пищу, то, что вы называете «завтраками», и рыбий жир, который — признаю — не очень-то вкусный, зато содержит в себе витамины, бесценные для растущего организма. Если его дают этим твоим двум одноклассницам, то исключительно для их блага, а не для того чтобы унизить.
— Я знаю, — сказала Элиза, которая тем временем перестала плакать.
— Тогда объясни это своей глупышке Приске, что если она хочет быть адвокатом, как папа, пусть поищет дело получше.
— Но это не из-за рыбьего жира. Это из-за ложки…
— Тогда расскажи по порядку всю эту историю с ложкой, — сказала няня, — а то мы так до утра тут просидим, беспокоясь за сердце твоей подруги и ничегошеньки не понимая.
И Элиза, крепко прижавшись к дяде Бальдассаре, стала рассказывать.
Глава третья,
в которой рассказывается история с ложкой
Три дня назад Иоланда вернулась в класс после недельного изгнания в сопровождении сторожа. Он передал учительнице записку от директора и коричневую бутылку с рыбьим жиром, которую она взяла с недовольной миной.
Все знали, что такое рыбий жир, но до сих пор среди них не было таких истощенных девочек, которым полагается его пить, поэтому коричневая бутыль никогда не появлялась в их классе.
Но Аделаиде и Иоланде она была хорошо знакома, равно как и тошнотворный запах и вкус ее содержимого, которые их преследовали с самого первого школьного дня.
Знали они и то, что попечительский совет предоставлял укрепляющее средство бесплатно, но ложку для него детям надо было приносить из дома.
Поэтому на следующий день, без всякого напоминания, они пришли в школу с завернутыми в старую газету оловянными ложками.
В одиннадцать, после перемены, они безропотно подошли к учительскому столу, готовые стоически проглотить свою порцию лекарства под любопытными взглядами одноклассниц. Это было для них обычным делом. Наоборот, их удивляло, что это гадкое укрепляющее средство приходится пить только им одним. В их предыдущих классах добрая половина учениц ровно в одиннадцать выстраивалась в очередь перед учительским столом для приема рыбьего жира.
Учительница взяла ложки двумя пальцами за самый кончик, с отвращением сморщив нос. Потом, увидев, что они заворачивают их еще жирными в газетный лист, она взорвалась:
— Что это за гадость? Идите в туалет и вымойте их с мылом. И с завтрашнего дня, сделайте одолжение, носите ваши ложки завернутыми в матерчатую салфетку!
На следующий день обе ложки прибыли в школу в сероватых тряпицах. И вот во время «больших маневров» случилась ужасная вещь. Когда класс в четком порядке спускался по первому пролету лестницы, грязная ложка Аделаиде нашла дырочку в старом портфеле, проскользнула в нее и упала на ступеньки с металлическим позвякиваньем, которое в гробовой тишине прозвучало звонко, как серебряный колокольчик.
Учительница, которая шагала сбоку от строя, резко остановилась. Аделаиде тоже остановилась, чтобы поднять ложку. Если она вернется домой без ложки, мать ее побьет.
Остаток строя, которому не был отдан приказ «стой», не знал, останавливаться или идти дальше, сбил с ног бедную Аделаиде. Решение взяла на себя Марчелла Озио. Она развела руки и остановила всех на секунду, пока их одноклассница выпрямлялась и вставала обратно в строй. Но в это время учительница тоже успела опомниться.
— Всем стоять! — завопила она, оглядываясь по сторонам, нет ли кого-нибудь постороннего (никого кроме ее учениц не было, потому что они, как обычно, покидали класс последними).
Потом учительница медленно и неумолимо дошла до головы строя и своей белой полной рукой ударила со всей силы Аделаиду по правой щеке. Шмяк! — хлопнула пощечина, будто мокрая тряпка, и голова девочки наклонилась набок. Чтобы выпрямить ее, учительница ударила и по левой щеке: шмяк!
Приска схватила Элизину руку и прижала к своей груди. Сердце билось, как обезумевшая птичка о стекло. Аделаиде поникла головой, моргнула и шмыгнула носом.
— Никаких плакс! — прошипела учительница.
На бледном лице девочки отпечатки ее пальцев выделялись, будто след от помады.
— И благодари Бога, что это не случилось с тобой внизу, во дворе, на глазах у всех, — в ярости сказала учительница, — а то бы я выгнала тебя из всех школ королевства!
— Республики, — не сдержалась Марчелла и приготовилась увернуться от пощечины, которой, она была уверена, ей теперь не избежать.
Но учительница пришла в себя и даже улыбнулась:
— Молодец, Озио! Я поставлю тебе плюс по истории. Вперед, марш!
Глава четвертая,
в которой Элиза заводит тетрадь несправедливостей
— Действительно неприятный эпизод, — заметил дядя Казимиро, когда Элиза закончила свой рассказ.
— А что еще делать несчастным учительницам со всем этим сбродом, который ходит теперь и государственные школы? — невозмутимо заметила няня. — А уж сколько оплеух я отвесила вам троим, — добавила она, довольно глядя на трех дядей. — И ничего, никто не умер.
