Затем доложили Савельев и Пашков. Они предложили свой план: идти по кромке болота. По суше, доказывали они, можно пробраться быстрее, и ориентир хороший — берег.
Мнения разошлись, последовали довольно веские доводы с обеих сторон. Курилов молчал, взвешивая все «за» и «против». Вмешался старшина Шибких.
— Раз я партгруппу избран возглавлять, — сказал он, — открываю партсобрание при всем взводе. Как думают коммунисты?
В ответ поднялись три руки. Принято единогласно. Сергей не голосует — он комсомолец. В его жизни первое партийное собрание, на котором он присутствует.
Старшина предоставил слово Мамочкину. Все молчали, придерживаясь порядка. Семен встал, одернул гимнастерку, поправил ремень и даже снял пилотку, хотя все сидели в головных уборах и дымили самокрутками.
— Перед партией так перед партией, — начал он. — Я хоть и беспартийный, а скажу прямо. Вы что думаете, немец сам полезет к нам в петлю, рот свой разинет, нате, мол, втыкайте кляп. Раз берег сухой, можно пройти по нему, значит, ночью там засады будут. В болоте же нет никакой охраны.
Савельев и Пашков, почесав затылки, отказались от своего предложения. Старшина Шибких тут же продиктовал решение: «Идти через болото, держаться, как полагается разведчикам».
Курилов заметил у входа капитана Коломейца.
— Судим-рядим, значит? — спросил он холодно, встретившись взглядом с Куриловым. — Зайдите ко мне, — и он вышел из землянки.
Старшина Шибких кашлянул в кулак, что немедленно передалось солдатам, как явный намек на неминуемую взбучку их командиру. Решать такое дело без Коломейца! Тут он спуску не даст. Понял это и Сергей, но не подал вида, а встал и заявил:
— Решение правильное. Я доложу его командиру.
До блиндажа Коломейца Курилов не дошел. Навстречу ему из хода сообщения, что ведет в штаб полка, выскочила встревоженная чем-то Катя. Забыв даже поздороваться, она сообщила Сергею:
— Тебя «батя» вызывает.
— Сначала здравствуй, — весело сказал Сергей и подхватил Катю под руку, но идти рядом по траншее было невозможно, и он пропустил ее вперед.
У входа в землянку Катя остановилась, поглядела в лицо Сергею. В голубой бездне ее глаз горели все те же огоньки, которые увидел он впервые у костра под Токсово. Они искрились большим чувством, девичьей нежностью и укоряли: неужели ты не видишь, неужели не понимаешь ничего?
— Сережа, будь сдержанным, я очень прошу, — тихо проговорила она, пропустила его вперед себя в двери штабной землянки, а сама осталась на улице.
Командир, подробно расспросив о ходе подготовки разведчиков к вылазке, просил поторопиться.
— Мы готовы хоть завтра, — ответил Курилов и увидел, как подполковник сурово посмотрел на него, а потом отчетливо произнес:
— Даю еще три дня, — из этих слов подполковника было понятно: не спеши, не горячись.
— Товарищ из разведки дивизии сообщил мне, что ты развел во взводе панибратство, какие-то сомнительные разговорчики с солдатами ведешь. Подумай, Сергей. Парень ты не глупый. Но если что, сам понимаешь, мы на войне.
Командир смотрел на Сергея строго, требовательно. «О чем он?» — растерянно подумал Сергей. И тут мелькнула догадка: «Коломеец что-то наговорил».
— У солдат было одно сомнение: проберутся ли по болоту, — а на партийной группе обсудили этот вопрос и решили, что проберутся, — ответил он.
— Ну раз так решили коммунисты, то проберутся, я своих разведчиков знаю. Насчет болота вы правильно решили. Действуйте. Ну, а с болотными слухами о вас я разберусь, — подполковник встал из-за столика, подошел к Сергею и, с улыбкой погрозив пальцем, напомнил:
— Горячку не пороть.
— Есть, горячку не пороть! — обрадованно ответил Курилов.
ЗАВТРА БУДЕТ ПОЗДНО
Сергей чувствовал себя скверно, и, чтобы не заметили его состояния солдаты, уединился в пустой полуразрушенной землянке, недалеко от штаба.
Взвешивая все собранные сведения, Сергей вынул свой блокнот и стал записывать:
«10 сентября. Вчера в 22.15 вернулся Мамочкин из очередного наблюдения. Квитанции, то есть ранее добытые данные о немцах, подтверждаются. Савельев и Пашков тоже ползали под самым носом у фрицев и тоже подтверждают ранее добытые сведения. Завтра пойду и проверю сам. Какие-то сомнения или страх вселились в меня. Нет, нет, только не страх, этого не может быть. Моя неуверенность может передаться солдатам, ведь все смотрят на меня. Надо подтянуться, взять себя в руки. Коломеец приходил трижды, всем недоволен. Доложил состав группы захвата, он не утвердил. Один слаб, другой ненадежен, третий свистун. Это о Тахванове-то?!
Второй день знобит, видимо, еще не привык, не закалился. Завтра надо решить все окончательно. У «бати» большое горе — погиб сын на Волге. Жаркие там бои, настала пора и нам активно действовать. Эх, подкинули бы пушек, да танков!»
Сергей хотел встать и размяться, но, услышав чьи-то хлюпающие шаги, насторожился. Человек остановился, позвал:
— Товарищ лейтенант!
Это был Семен Мамочкин. Сергей вылез из укрытия в обвалившуюся траншею.
— Что случилось, Семен? — спросил он с волнением, увидев озабоченного сержанта.
Мамочкин, полусогнувшись, перелез через завал в траншее и устало опустился на камень.
— Погода-то того, товарищ лейтенант, — Мамочкин кивнул в сторону леса, что виднелся в тылу позиций полка, и прислушался. Сергей настороженно ждал, куда повернет разговор сержант, но Семен не торопился.
Фронт молчал, отчетливо слышалось оживленное чириканье воробьев, привыкших уже к военной обстановке.
— Слышите? — спросил Мамочкин, сделав настораживающий жест указательным пальцем.
— Стихла пальба, и птицы даже радуются, что уцелели, — отозвался Сергей, чтобы поддержать разговор и разделить радость таежного охотника, так соскучившегося по тишине.
— Да не то, товарищ лейтенант. Совсем я не об том речь веду. Птица, она чувствительнее нас. На ненастье западает. Жаворонки, так те на дождь-то в восемь раз реже поют. Бабочки перед непогодою забираются куда-нибудь в надежное укрытие и сидят там смирнехонько, как ночью. Ну к вёдру опять же всякая полевая живность по-разному веселится.
Сергей знал наперед, что чем дальше будет углубляться Мамочкин в тайны природы, тем труднее станет удержать его от воспоминаний, и потому, поняв суть намека на немедленные действия, задал прямой вопрос:
— Думаете, завтра будет хорошая погода?
— Тут думать-то нечего — вот она, матушка, сама о себе заявляет. Рассеется туман — считай пропащим наше дело.
— Тогда пошли со мной к «бате», вместе будем докладывать о готовности идти сегодня в ночь.
— А что, и пошли, завтра будет поздно.
Войдя в штабную землянку, где были в сборе все офицеры, Курилов доложил подполковнику, что желает высказать свое мнение относительно поиска, и тот, разрешив собравшимся идти по своим местам, задержал только начальника штаба и Коломейца.
