посылает автомашину туда, сюда. Так ли уж вызваны необходимостью эти рейсы? Разобрался: нет, не вызваны.
А как в целом в отряде? Пригляделся, и картина вырисовалась: вовсю разъезжают на машинах, лошади же на иных заставах по нескольку суток не бывают в наряде. Почему же не ездить разумно — где на лошади, где на машине? И Федорина издал приказ по отряду.
Неделю, что я прожил в отряде, дождило, с мимолетными просветами — голубыми окнами — в тучах, с проблеском солнца, почти мгновенно затягивавшегося хмарью. И сегодня с утра — хмарь, ливень, промозглость. Петр Алексеевич успокаивает меня:
— Ничего, взлетите. Наши летчики привыкли…
Этот последний день, как предыдущие. Мы беседуем с Петром Алексеевичем. Заходят и уходят офицеры политотдела, штаба, тыла. Зашел и секретарь партбюро управления отряда подполковник Клименко — посоветоваться об очередном заседании бюро. Заседание назначено на семнадцать часов. После бюро Федорина будет присутствовать на вечере в клубе. (Пограничник Рымарчук, ездивший в ГДР с молодежной делегацией, поделится с личным составом впечатлениями, затем представитель округа вручит Федорине диплом и лауреатский знак, которых удостоен драматический театр части — победитель республиканского конкурса художественной самодеятельности). Дома супруга снова будет ворчать: «Петро, ужин остыл, когда научишься возвращаться по-людски?»
Мы многое перебрали с Федориной — от его забайкальской молодости до нынешних дней. Петр Алексеевич с увлечением рассуждал о новых веяниях в охране границы, об экспериментах, проводимых в различных отрядах, в различных округах.
К полувековому юбилею Октябрьской революции этот пограничный отряд был награжден Памятным знаменем ЦК Коммунистической партии, Президиума Верховного Совета и Совета Министров республики. А к пятидесятилетию органов госбезопасности и начальник отряда был награжден орденом Красного Знамени.
Завершая очерк, я хотел бы мысленно вернуться к маю сорок второго года, когда Федорине предложили ехать на учебу в военно-политическое училище. Основательно он тогда задумался. Предстояло, в сущности, решить вопрос жизни — кем быть? Еще живо было юношеское стремление стать инженером- путейцем. Но росла любовь к границе. Он понимал: если сделается офицером, это определит его судьбу, нужно будет остаться человеком военной, пограничной профессии. Для себя он решил, однако, привыкший во всем важном испрашивать совета отца, написал Алексею Ильичу:
«Батя, что Вы мне присоветуете?»
И отец ответил:
«Одобряю, иди в училище, становись командиром, служи Родине и охраняй ее с оружием в руках».
Давно умер Алексей Ильич Федорина, но сын его Петр, офицер-пограничник, коммунист, выполняет отцовский наказ…
ПО СЛЕДУ
Соревнования следопытов округа шли своим обычным порядком. И хотя чаша весов склонялась то в одну, то в другую сторону, специалисты уже называли имена претендентов на первые места.
Среди них фамилия старшего сержанта Василия Печагина не упоминалась. В прошлом у Василия не было никаких побед, да и на этот раз начал он неровно. Правда, в первый день он неожиданно для многих оказался впереди. Но на второй провалился на «опознании человека». Кое-кто с иронией поглядывал на прижавшуюся к ногам Печагина черную, как смоль, низкорослую овчарку: дескать, много ли можно ждать от этой собачонки. Однако Василий не сдавался.
Когда объявили результат, Печагин был спокоен. Но тут кто-то или в шутку или серьезно высказал сомнение: «Стоило ли вообще с такой собакой ехать на соревнования?» — Василия словно прорвало.
— Вы не знаете еще Цыгана, — с обидой произнес он и, не сказав больше ни слова, вывел собаку на показную площадку, где проводились соревнования. Цыган мгновенно выполнял каждую команду инструктора, словно хотел этим показать: вот как выдрессировал меня Печагин. Он легко и быстро пробежал по лестнице и буму, перемахнул через двухметровый забор, прополз по земле и, к удивлению присутствующих, по команде «жарко» снял с хозяина головной убор. Василий озорно посмотрел и крикнул:
— Ну, кто смелый — пусть попробует отнять фуражку!
— Это что, — прервал его сержант Каширин. — Вот посмотрим завтра, как по следу будет работать.
— Посмотрим, — вытирая вспотевший лоб, буркнул Печагин. — Придется вам с Сильвой позади нашу пыль глотать.
Эти слова вызвали дружный хохот.
— Ишь, куда хватил! Не споткнись, Вася, как на прошлых соревнованиях, — посоветовал кто-то.
Сильву знали как одну из лучших розыскных собак в округе. Не раз отличался с ней Каширин. Поэтому смелый вызов молодого инструктора, занявшего на прошлых состязаниях лишь девятое место, казался просто бахвальством.
Но мне почему-то начинал нравиться этот пограничник. Подкупающе действовали его упорство, стремление не сдаваться при неудаче. «Может, человеку и вправду сегодня не повезло?» — засомневался я и, пользуясь правом члена комиссии, проводившей соревнования, решил перепроверить Печагина. Нет, лучше было бы не делать этого! Получилось так, словно я специально выставил его вторично на посмешище. Цыган, конечно, опять не опознал человека.
На другой день помощники проложили следы, разбросав по пути разные вещи. А через восемь часов к вечеру участники состязаний вышли на исходный рубеж. Лица у всех были серьезные, сосредоточенные. Было не до шуток. Сегодняшний этап считался главным в соревнованиях. Он и оценивался по сорокабалльной системе. «Как-то покажет себя Печагин?» — думал я, не спуская с него глав.
Ждать долго не пришлось. Раздалась команда, и Цыган, сделав один круг, резко рванул поводок и повел инструктора в сторону дальних холмов. До нас донеслось лишь одно слово, брошенное Печагиным: «Пошел!»
— Этот все сорок возьмет, — глядя ему вслед, уверенно сказал старший команды капитан Власов.
Но старший сержант Гоман, руководитель соперничавшей команды, не без ехидства заметил:
— Цыган и весной вроде уверенно встал на след. А чем кончилось? Печагин на всю пустыню кричал «ау». Целую ночь собаку разыскивал…
Совсем стемнело, когда мы подъехали к конечному рубежу. Долго ли придется ждать подхода инструктора? Говорят, что порядочно. Ведь прошел только час, как началось «преследование», а всего на задачу дается три часа. Машина остановилась. Водитель хотел выключить фары, но вдруг впереди увидел каких-то людей. Они приближались к машине. Смотрю и не верю глазам. Да это же он, Печагин! Уже конвоирует «нарушителя». У меня невольно вырвалось:
— Так быстро? А вещи нашли?
— Тут они, — Василий улыбнулся и показал на оттопырившуюся гимнастерку, — за пазухой.
То, что Печагин за час «прошел» по следу десять километров и не потерял ни одного очка, для некоторых показалось загадочным. Злые языки поговаривали даже, что Василий заранее знал маршрут
