Во время этой неожиданной перепалки Семынин молчал, с опаской поглядывал на распалявшегося Вилкова.
— Ну, ладно, ладно! — стал утихомиривать его Боборыкин. — Я ж к вам с добрым сонетом. Начальство намекнуло, что делать надо. По знакомству, понял? А сделать надо вот что: напишите заявление в прокуратуру; так, мол, и так — наш бригадир или прораб он? Как вы его называете? Не считался с коллективом, заставлял работать в сверхурочные часы и даже по выходным дням. А за то, что мы не соглашались, подменял нас незаконным наемом со стороны, переплачивал случайным рабочим, доводя тем самым нас до отчаянного положения. Ну и все в таком роде. Напишите и завтра же подайте заявление. Вам все выплатят, все до копейки. Точно говорю. Суд прикажет!
— Одного я не могу понять — с чего это ты нас так полюбил? — с усмешкой спросил Вилков.
— Да вы же дети неразумные! — Боборыкин, все более возбуждаясь от выпитой водки, размахивал руками и с жаром говорил: — Мне жаль вас. Все ж таки я работник запани, в управлении состою. А он и вас обидел, и наших сплавщиков разлагал. Такие люди, как Чубатов, хуже заразы. Это ж они воду мутят. И сами жить не умеют, и другим не дают. Он же психопат… Ненормальный! Таких надо либо в тюрьму сажать, либо в сумасшедший дом! — Боборыкин пристукнул кулаком по столу.
— Ну ты и фрукт! — сказал Вилков в изумлении. — А я думая, что ты ненавидишь его из-за Дашки. И еще помогал тебе… По пьянке…
— Очнись! При чем тут Дашка? Он же преступник, растратчик! Его надо на чистую воду выводить. Это долг каждого честного человека…
— Ну, хватит! — гаркнул Вилков вставая.
В одну руку он взял бутылку водки, второй схватил за ворот Боборыкина и потащил его к двери.
— Да пусти ты, обормот! — Боборыкин вырвался из цепкой лапы Вилкова и вернулся к столу за портфелем. — У меня здесь документы, понял? А вам привет с кисточкой! — В дверях приставил большой палец к уху и помахал растопыренной ладонью.
— Ничего себе компот заварился, — сказал Семынин после ухода Боборыкина. — Что делать будем?
— Придется идти к капитану. Иначе Ивану тюрьма.
— Эх ты Федя, съел медведя!.. Неужто от твоего похода что-либо изменится?
— Не знаю, — ответил тот и зло выбросил в форточку стакан с недопитой водкой.
16
На следующее утро Вилков с Чубатовым встретились неожиданно возле милиции; Вилков выходил от следователя, а Чубатов шел по вызову на допрос. Они не виделись с той самой драки на таежном речном берегу…
Тогда они только что сняли свои пожитки с плотов и сносили их в лодки, нанятые в удэгейском селе. Лодки пригнал Чубатов и застал своих лесорубов на берегу пьяными. Возле них крутился Боборыкин, тоже пьяный, с возбужденным красным лицом. Чубатов сообразил, что, пока он пригонял лодки, этот тип даром время не терял, и грубо обругал его: «Ты, мать-перемать, долго будешь путаться в ногах! Кто тебя звал сюда с водкой?» — «По закону полагается выпить отходную, — ответил тот насмешливо. — Рабочие не виноваты, что хозяин у них обанкротился». — «Чего ты на человека набросился? — загудели лесорубы. — Он же от всей души. Ничего не жалеет. Компанейский человек». — «Поменьше компании надо было водить, а побольше работать. Вот и не сидели бы здесь на перекате!» — «Это мы, значит, не работали? А ты, значит, работал? Так выходит?!» — «За вашу работу не на лодках везти вас, а пешком по тайге прогнать… Да в шею!» — «Нас в шею? Ах ты, мотаня! Живодер!» — «Лодыри! Захребетники!» Ну и пошла щеповня.
Первым бросился на него Вилков, прицелился издали, летел неотвратимо и топал, как сохатый, хотел с разбегу сшибить его всей массой своей увесистой туши. Чубатов, увернувшись от удара, принял его на левое бедро и по инерции легко перекинул через себя в воду. Вторым бежал Семынин, и этого сшиб Чубатов кулаком в челюсть. Потом кто-то треснул его по затылку палкой; в глазах ослепительно вспыхнули разноцветные круги, и он упал, теряя сознание. Когда били его лежачего, он уже не чуял.
И вот теперь они встретились нос к носу. От неожиданности растерянно остановились; Вилков настороженно и выжидательно поглядывал на Чубатова. Тот первым пошел к нему и протянул руку с едва заметной виноватой улыбкой:
— Здорово, Федор! К сожалению, ничем порадовать не могу. Деньги не дают, говорят, ждите весны.
— Слыхали, — ответил Вилков и чуть помедлив: — А как у тебя?
— Хреново… Наверно, посадят. Отчет не утверждают.
— Я это… к следователю ходил. Сказал ему: ежели для суда нужно, то мы напишем заявление, что наем сплавщиков был вынужденным, из-за нас то есть. Мы и виноваты. И на суд придем.
— Ну, спасибо!
— Ты извини, что так вышло между нами. Погорячились, — Вилков только руками развел.
— Ладно… Я сам виноват, — сказал Чубатов и пошел прочь.
В кабинете у Конькова посреди стола лежала серая папка с крупной белой наклейкой и черной надписью: «Дело № 76». Увидев эту папку, Чубатов почуял холодок на спине, и сердце заныло и затюкало… Но виду не подавали говорил, бодрясь:
— Здорово, капитан! Давно не виделись.
Коньков поздоровался за руку, указал на стул, сам сел напротив, все приглядывался к Чубатову:
— Вроде бы никаких следов. У лесника Голованова вы по-другому выглядели.
— На нашем брате, как на собаке, зарастает, — усмехнулся Чубатов. — Жаль, что мы встречаемся, капитан, вроде по необходимости.
— Такая служба у нас, Чубатов. Свидания наши случаются не по взаимной симпатии.
— Я надеюсь, что они происходят по недоразумению.
— Дай-то бог, как говаривал мой папаша. Вроде бы вас били? — спросил Коньков деловым тоном.
— Пустяки! — покривился Чубатов. — И здесь чистое недоразумение. Ребята не виноваты. Выпивши были.
— А кто же виноват?
— Очевидно, я, если плоты в тайге остались. Сели прочно…
— Где бы они ни завязли, а рукам волю тоже давать нечего. Я не понимаю, к чему вы покрываете лесорубов?
— Все это мелочи. Погорячились ребята. Их тоже понять можно. Они с одним авансом остались.
— Сколько потратили на аванс?
— Восемь тысяч рублей. Остальные восемь тысяч рублей потрачены на продукты, такелаж, топляк… Там все записано, — Чубатов кивнул на папку.
— Видел я твои записки, — проворчал Коньков, открывая папку. — С ними только по нужде ходить, и то не очень они пригодны — невелики.
— Других не имеется. Впрочем, раньше и такие хороши были.
— То-то и оно, что раньше. Раньше вы лес сюда пригоняли, а теперь где он?
— Да что он, сгниет, что ли, до весны? — взорвался Чубатов. — Здесь же будет.
— До весны тоже надо дожить.
— Кто собрался помирать, тому и лес мой не поможет.
— Лес нужен в хозяйствах, а хозяйство вести — не штанами трясти. Вон, нахозяйничал! — указал Коньков на бумаги в папке. Взял одну расписку: — Ну, что это такое? Полюбуйся на документ! — Прочел: — «Мною, бригадиром Чубатовым, куплены за наличный расчет в магазине Потапьевского сельпо тросу оцинкованного 100 метров за 250 р., бухта каната просмоленного — за 100 р., проволоки сталистой за 50 р. В чем и расписываюсь — И. Чубатов. Товар продал Г. Пупкин…» Что это за Пупкин?
