— И кто же оказался соперником бригадира?
Она опять кокетливо повела плечом:
— Вы меня, право, ставите в неловкое положение, — усмехнулась. — Уж так и быть, скажу. Только вам, как представителю закона, по секрету…
— Ну, скажите по секрету.
— Заведующий лесным складом Боборыкин не ладил с бригадиром.
— Какого лесного склада?
— От Краснохолмской запани.
— А при чем тут бригада лесорубов? Они же дрались?
— Лесорубы имели с Боборыкиным общие интересы. Он оказывал влияние на бригаду. И очень не любил Чубатова из-за меня.
— Значит, он подговорил лесорубов? Как бы натравил их?
— Вроде того.
— Что ж они, дети, что ли, неразумные? Избивать человека по наущению?
— У них в бригаде были, конечно, и свои трения. Производство — дело сложное.
— Трения из-за леса?
— Не знаю… Я была у них всего месяц.
— А где заготовленный лес?
— Плоты сели выше Красного переката.
— Как сели? Все?!
— Все. Две тысячи кубометров.
— Целы хоть они?
— Не знаю. Люди разбежались, бригадир избит. Спрашивать не с кого.
— Как же ухитрились плоты посадить?
— Вода малая, река обмелела. Из-за этого и сыр-бор вышел. Не пригонят плоты в Уйгун до морозов — и останутся наши лесорубы без денег. Вот они и дуются на бригадира. А он что — бог? Не может он послать проливные дожди. Осень на дворе.
— О чем же он раньше думал?
— Хотел побольше взять древесины. Да бригада у него собралась нерасторопная. Лодыри.
— Лодыри? Две тысячи кубиков добыли на дюжину человек. Это не хухры-мухры.
— А-а! Чего это стоило бригадиру?
— Бригадир, между прочим, обязан был заблаговременно спустить лес.
— Кабы не саботаж, плоты давно бы в Уйгуне были.
— Кто же саботировал?
— Все те же — Вилков да Семынин, дружки Боборыкина. Вот с них и спрашивайте.
Вошел лесник Голованов:
— Больного уложили. Моторист спрашивает: заводить ай нет?
— Как заводить? А я? — всполошилась Даша, вставая со скамьи. — Я в тайге не останусь.
— Не беспокойтесь, я вас больше не задерживаю, — сказал капитан.
— Дак мы же вместе поедем. В дороге, пожалуйста, все расскажу, что вас интересует.
— И куда лес делся, расскажете? — усмехнулся Коньков.
— Про лес я больше ничего не знаю.
— Поезжайте! Но мы еще встретимся.
— Я всегда пожалуйста, — Даша без лишних слов вышла и посеменила под откос, придерживая руками раздувающуюся на ветру юбку.
За ней вышли на берег Коньков и Голованов.
— Вы можете меня подкинуть до Красного переката? — спросил Коньков.
— Можно. Мотор мой к вечеру придет, — ответил Голованов.
— А где он?
— Лесорубы за продуктами угнали.
— Что ж у них, своего мотора нет?
— Они все хозяйство продали. Работу кончили, погрузились на плоты. И сели где-то за перекатом.
— Товарищ капитан, едем, что ли? — крикнул с глиссера моторист, подсадив на палубу Дашу.
— Поезжайте! — ответил Коньков и махнул рукой.
Глиссер взревел, попятился задом, потом развернулся и пошел по реке, набирая скорость, задирая все выше нос и оставляя за собой тянущиеся к берегам волны, словно длинные усы.
3
Но моторная лодка к вечеру, как обещал лесник, не пришла. Голованов с Коньковым сидели на бревнах возле деревянного заплота и томительно ждали ее возвращения.
Предзакатное, нежаркое солнце плавало над синей кромкой дальних сопок; река затихла и блестела у того берега желто-красным отсветом начинающейся вечерней зари; в успокоенном воздухе тонко и беспрерывно зудели комары.
Коньков хлопал себя по шее, обмахивался фуражкой и ругался. Он досадовал на себя за то, что доверился леснику и отпустил глиссер. Мог бы сгонять на глиссере к перекату; часа полтора потеряли бы доктор с больным, не более. Чай за это время ничего бы с ним не случилось, качка не бог весть какая, потерпел бы бригадир. А теперь сиди вот и жди у моря погоды.
Капитан смутно догадывался, что драка случилась неспроста, тут не одно соперничество да оплошность с плотами. Загвоздка в чем-то другом. Да и лес цел ли? Не растащили плоты-то?
Несколько раз заводил он разговор с лесником, но тот ничего определенного не знал или просто отговаривался.
— Из-за чего ж они все-таки подрались? — допытывался капитан.
— Я не видел, — отвечал лесник. — Дрались они где-то на перекате.
— А как же у тебя очутились?
— Бригадира с Дарьей удэгейцы привезли. Половина лесорубов на запань ушла, а двое сюда приехали, на катере.
— Ну что-то они говорили? Слыхал поди?
— Вроде бы бригадир с Боборыкиным не поладили.
— Да что ему этот Боборыкин? Он же заведующий лесным складом! Какие могут быть у них трения?
— Тот лесом заведует, а этот лес заготовлял. Вот и столкнулись.
— На чем? На каких шишах?
— Обыкновенных. Боборыкин, к примеру, продал лес, а Чубатов купил.
— Как это продал? У него не частная лавочка, а государственный склад. Запань! Лес на учете.
— Кто его там учтет? Вон сколько тонет леса при сплаве. Тысячи кубов! Речное дно стало деревянным. Рыбе негде нереститься. А ты — учет.
— Ну, то потери при сплаве. Они списываются по закону.
— А кто проверит, сколь списывают на топляк, а сколь идет на сторону в загашник?
— Дак есть же инспектора, ревизоры.
— А ревизоры тожеть люди живые. Вот, к примеру, наша река — нерестовая. По ней нельзя сплавлять лес молем. Но его сплавляют. Все ревизоры видят такое дело. Ну и что?
— Погоди! Значит, вы говорите, что на лесном складе у Боборыкина есть неоприходованные излишки?
— Я ничего такого не говорил, — ответил Голованов, глядя прищуркой на Конькова.
— Но ты же сказал, что Боборыкин мог продать неоприходованный лес, а Чубатов купить.
