— Минуточку, — вновь подал голос райкомовский аппаратчик. — Я вижу, тут не все понимают серьезность момента. Вы, товарищ Степченко, чего-то от нас требовать вздумали — людей, ресурсов. А между тем, мы ждем от вас другого. Не просьб, не жалоб, не нытья. А эффективной работы, даже в этих сложных условиях. А если я сейчас начну жаловаться? А если товарищ Коржов начнет делиться проблемами, что тогда? Мы тут до утра можем сидеть и горевать, а нам работать надо. Результат давать! Раз взяли на себя ответственность — держите планку, вы все-таки коммунист, а не дитя малое.
Степченко аж в жар бросило. Все коллеги, сослуживцы как по команде опустили глаза и примолкли. Все поняли, что вот он — долгожданный громоотвод, на котором сорвет злость начальство.
И хоть бы один рот открыл, хоть бы один вспомнил, что коллекторный участок — единственный, не сорвавший ни дня графика за полгода. Что у Степченко лучшие сварщики и бетонщики, к которым бегают за советом мастера с других участков.
Всем плевать. Все берегут свою шкуру.
— Вы меня поняли, товарищ Степченко? — Рухов глянул исподлобья.
— Да понял, — вздохнул Степченко. — Чего уж непонятного.
Дома было тихо. Дочка уже спала, Люська же, вся обвешанная бигудями, что-то гладила, размеренно щелкая переключателями гладильной машины.
— Белье развесь, — бросила она, не поднимая глаз.
— Потом развешу, — Степченко сунул в печку тарелку с макаронами и тушенкой. Аппетита, впрочем, не было.
— Опять не в духе? — буркнула жена.
— Да ну их в задницу. В главке полкана спустили, накинулись, словно я им жить мешаю. И ведь припомнят, если чего не так сделаю.
— Все мучаешься? Ну, мучайся. Толку с твоих мучений.
— А тебе какой толк нужен? Денег, что ли, не хватает?
— Денег. Все тебе деньги. У тебя дочка дома год не была, по живой траве не гуляла, солнца не видела. Вот тебе и деньги.
— Пусть в оранжерею сходит, там и трава, и поляна детская.
— Может, еще в горшок с петуньей ее гулять отправишь?
— А что ты разгунделась-то, а? Неужели непонятно, что мне дела надо делать, а не по травке гулять. Успеем еще, нагуляемся. Вторую очередь сдадим — гуляй, сколько хочешь!
— А если ты такой важный и незаменимый, то пусть к тебе относятся, как к важному. А то пинают, как мальчишку, туда-сюда. В отпуск тебе нельзя, на выходные выбраться тебе некогда. Танюшка тебя уже в лицо не помнит.
— Да угомонись ты! Мало меня на работе прессуют, еще ты давай.
— А потому что нечего быть таким размазней! Ты — специалист и гражданин! У тебя права есть! А сам поставил себя, как подмастерье у начальства.
— Слушай, а иди-ка ты к черту!
Степченко пинком отбросил табуретку и выскочил в шлюз, срывая с подвески легкий скафандр.
Под куполом неторопливо ползали цветные огоньки — работала вторая смена. Степченко выбрался из кабины вездехода и помахал Сереге Лапину — начальнику ночных бригад.
— Сергеич, ты чего это на ночь глядя? — удивился тот.
— Да вот, решил глянуть, как тут дела. В главке новую вводную сегодня дали. Слышь, собери-ка мастеров в вагончике, покалякаем.
— Такие дела, мужики, — проговорил Степченко, когда народ расселся вокруг стола и откинул стекла гермошлемов. — Главк нам сроки сократил. Вдвое, мать его.
— И чего делать будем? — развел руками Лапин.
— А чего делать, впрягаться.
— Нет, Сергеич, ты погоди, — многозначительно поднял палец бригадир-бетонщик Дима Пашутин. — Впрягаться — это одно. А как нам откосы закрывать, если там только на каждую просушку полдня надо?
— Возьму пару сушилок со стенда, они мне с прошлого месяца должны за опалубку. За один проход покрываем откосы, через час можно усадочные швы заделывать.
— Только откуда их запитать, эти сушилки? Нам энергетики лимита не дадут.
— Кинем кабель через восточный сектор прямо с распределителя, я договорюсь.
— Там закрыто все, они пилоны ставят.
— Ничего, в обед быстренько размотаем, оцинковкой накроем, они и не заметят.
— Все равно же не успеваем!
— Ну, что ж делать, в две смены будем выходить. Оплата двойная, естественно.
— С каких шишей, Сергеич? Фонд по зарплате еще в том квартале выбрали, сам говорил.
— Значит, из культфонда буду брать. За деньги не волнуйтесь, будут. Только работайте. Я и сам завтра выйду пораньше, будет надо — на погрузчик сяду или трамбовщик поведу.
— У меня три заявления на отпуска подписано.
— Забудь про отпуска. И вы все — забудьте. Не до шуток. Кстати, обеденные перерывы тоже отменяются — договорюсь, чтобы подвозили еду прямо на площадку.
— Слушай, Сергеич, а ведь керамические трубы нам два раза в неделю отгружают — как без них монтаж закончим? А еще на качество сдавать! Рентгенологи ночью не выйдут, их два дня ждать придется.
— Если не договорюсь со складом, одолжим керамику у Петрова на участке. Или поменяем. Что у нас там осталось? Термопакеты, вроде, лежат?
— Четыре пачки. И герметик, с десяток туб наберется.
— Кстати, насчет рентгенологов! — воскликнул Пашутин. — Они у нас тягач просили, жилые модули передвинуть. Вот пусть баш на баш нас выручают!
— Ну, отлично. Все меня поняли, завтра с обеда выходим — и в ночь работаем. И так — всю неделю.
В назначенный день космопорт переливался праздничными огнями. Новенькое здание вокзала украсили флагами и лентами. Алели транспаранты над дорожками технопарка. То и дело садились челноки с красными звездами на бортах. Свежеотмытые вездеходы сновали туда-сюда, доставляя почетных гостей в гостиницу.
Во временном надувном куполе расставляли стулья, микрофоны и музыкальные инструменты — готовилась торжественная конференция и концерт.
Степченко неприкаянно бродил по участку, ожидая визита начальства. Наконец, на дорожке появился Коржов в сопровождении своей обычной свиты и райкомовских чиновников.
Он деловито осмотрелся, попинал балки, постучал каблуком по настилу, наконец провел рукой по едва просохшим откосам.
— Хм… а термослой чем наращивали? — пробурчал он. — Автоматом?
— Ручной вибропресс и горелка, — вяло улыбнулся Степченко.
— Хм… хорошо. Хорошо. Ладно, пошли дальше.
Все ушли. Степченко прислонился к кузову погрузчика, закрыл глаза.
В голове засыпающей рыбой трепыхалась одна и та же мысль: «Спать… спать… спать…»
В это же самое время на горизонте сверкнули блики от обзорных стекол американских вездеходов. Заграничные партнеры колонной спешили на русскую базу, чтобы пожать руки советским строителям в ознаменование долгожданной смычки коммуникационного трубопровода.
В числе первых катился эффектный трехосный «крайслер» с ярко-красной кабиной и пучком антенн на крыше.
— Джек, останови-ка на минуту, — сказал единственный пассажир вездехода — ухоженный и моложавый Фред Никсон, директор по корпоративному планированию.
