Директор спокойно и испытующе смотрел на вошедшего долговязого юношу. Гладко зачесанные назад волосы, острый клинышек седеющей бородки и пышные с острыми кончиками усы, пронзительные глаза. И вдруг Гумилёв услышал то, что совсем не ожидал. «Я читал ваши сочинения, и они мне понравились, — спокойно произнес И. Ф. Анненский. — Конечно, мне многие преподаватели на вас жалуются. Да-да, вы не очень-то преуспели в предметах вроде математики и физики. Но вы сочиняете, и это в моих глазах многое оправдывает. Пишите стихи и дальше. Я думаю вам надо именно в этом направлении развиваться и совершенствоваться».
В класс Николай вернулся окрыленный успехом к полному недоумению учеников и преподавателя.
Немногие гимназисты знали, что Гумилёв беседует с директором о поэзии Теофиля Готье и однажды продекламировал ему «Венеру Милосскую» Леконта де Лиля:
Вскоре в рукописном гимназическом журнале появились стихи Гумилёва, навеянные идеями Фридриха Ницше и царившего тогда в поэзии Константина Бальмонта.
Увлечение поэзией и чтение любимых книг не вытеснили в душе Николая образ царскосельской русалки. Гумилёв часто зимой 1904 года появлялся у Мариинской гимназии и провожал домой двух подруг — Аню Горенко и Валю Тюльпанову. Об этой поре Анна Ахматова позже напишет с оттенком легкой грусти:
Так о любви не пишут. А гимназист питал надежды. Позже он напишет строки, полные любви и огня:
(«Современность», 1910)
На Пасху Гумилёвы устроили у себя дома бал для детей. Стол украсили праздничными куличами, торжественными свечами и сладостями. На празднике были маленькие Коля и Маруся Сверчковы. Дима Гумилёв привел в дом новую знакомую Аню Фрейнганг, а Коля Гумилёв пригласил Аню Горенко. Он и раньше зазывал ее в гости посмотреть библиотеку, но девушка отказывалась. На этот раз согласие было получено, и юноша с утра светился от счастья.
Пасха 1904 года, проведенная у Гумилёвых при свечах, несколько сблизила Аню и Колю. Она уже не находила такими необычными и непонятными его рассказы о дальних странах. Теперь она часто брала в библиотеке у Гумилёвых книги. Читала она в ту пору много и с интересом, как бы наверстывая упущенное время.
Их встречи стали более частыми. Они появлялись вместе на студенческих вечерах в Артиллерийском собрании, участвовали в благотворительном спектакле, побывали на нескольких спиритических сеансах Бернса Мейера. Однажды попали на выступление знаменитой танцовщицы Айседоры Дункан.
Коля ценил брата Ани — Андрея за проницательный ум и образованность. Андрей был знатоком и ценителем античной поэзии, но в то же время знал стихи Брюсова и Бальмонта, говорил о появившихся весной 1903 года стихах поэта Александра Блока.
Николай пригласил Анну на свой день рождения. А через несколько месяцев она пригласила его на свой. Ей было интересно, как поздравит ее Коля, чем удивит. Ведь он так любил оригинальничать, особенно перед девушками. Был июнь, и множество ярких и красивых цветов украшали город. Коля задержался, разыскивая букет покрасивее… Анна, желая его уколоть, сказала: «Видите сколько у меня букетов? Я просто завалена цветами!» Юноша был уязвлен.
— Извините, я буду у вас через полчаса, — сказал он.
Гумилёв исчез так же стремительно, как и появился.
Гости пошли за стол пробовать большой праздничный торт. Поздравляли Инну Эразмовну и Андрея Антоновича. Всем было весело, и о Гумилёве забыли. Но вскоре Коля явился с новым букетом. На сей раз это были пурпурные розы необычайной красоты, «словно сделанные из королевской мантии».
Но именинница и этот букет не оценила, воскликнув: «Коля! Ну что это такое? Опять цветы!.. У меня же их…»
Гумилёв вспыхнул:
— Извините! Таких цветов у вас нет. Это розы из сада вдовствующей Императрицы Александры Федоровны.
Гумилёв умудрился опустошить одну из самых красивых клумб, перебравшись через дворцовую решетку Императорского сада. Аня была смущена. Николай ловил на себе удивленные взгляды гостей и чувствовал себя именинником. Вскоре он попрощался и ушел. Быть может, она пожалела, что обидела рыцаря, влюбленного в нее.
На лето семья Гумилёвых отправилась в Рязанскую губернию, в свое имение Березки, где Коля занимался верховой ездой и читал любимых французских поэтов-символистов. Из гимназии стараниями директора его не отчислили, а оставили на второй год в седьмом классе. Брат Дмитрий окончил восьмой класс гимназии и поступил в Петербурге в морской кадетский корпус в гардемаринские классы.
Горенко на лето, как обычно, уехали на юг, на берег Стрелецкой бухты, неподалеку от Севастополя. Вернулась морская русалка в северное Царское Село осенью еще более похудевшей и загоревшей до черноты.
Коля и Аня не продвинулись в своих отношениях дальше знакомства. Скоро начались занятия. Но привычный размеренный уклад жизни Николаевской гимназии был нарушен еще 27 января 1904 года, когда после литургии в гимназической церкви протоиерей Рождественский с амвона прочитал Высочайший
