теперь уже и его потомки.
— Хороший выбор, — отметил Блок со вздохом. — Приметный дом. Нам бы и в голову не пришло там искать — на виду…
— Близится вечер, — заметил Бруно многозначительно. — Вскоре уже начнет темнеть. Если он не солгал, если верно понял то, что услышал от Каспара — нам надо поторопиться. Иначе этой ночью Прага позавидует взятому Иерусалиму.
Солнце спускалось уже к самым крышам, плохо видимое за серыми облаками, уступая место предвечерней полумгле; и без того малолюдные в последние дни пражские улицы сейчас и вовсе почти опустели…
К дому, указанному умирающим фон Люфтенхаймером, пробрались задворками и обходными путями — Курт с помощником в сопровождении обоих следователей и пятерка бойцов в поддержке. Дверь, безо всяких ухищрений, не стуча и не пытаясь выманить обитателей, буквально внесли внутрь, тут же рассыпавшись по комнатам двух этажей. Время уходило быстро, слишком быстро; иначе никто не стал бы вот так, без предварительной слежки, без подготовки, сходу врываться на незнакомую территорию с неведомым количеством противников…
Первый этаж был безлюден и в проходной комнате, и в кухне; дом явно был жилым — царящий в нем будничный беспорядок давал это понять лучше, чем что бы то ни было, однако кругом не было ни души.
— Упустили? — предположил Бруно и запнулся, когда над головой что-то ударило в пол второго этажа.
Сверху донесся грохот, остерегающий вскрик Буркхарда, громкая ругань бойца из сопровождения, и Курт, сорвавшись с места, взлетел по лестнице птицей, выхватив клинок на ходу. Лицо, виденное в последний раз не один год назад, внезапно вспомнилось досконально, внятно, ясно; отчетливо вспомнился голос, этот негромкий, неспешный говор, этот взгляд — оценивающий, пристальный…
Вбежав в одну из двух верхних комнат, Курт остановился на пороге, не войдя.
На полу, поблескивая в свете садящегося солнца, валялся короткий узкий кинжал, а чуть в стороне, согнувшись пополам, вяло и уже безнадежно силился вырваться из рук Буркхарда и одного из бойцов невысокий молодой человек с разбитым в кровь носом.
— Это не Каспар.
От голоса помощника за спиною Курт едва не вздрогнул; Буркхард обернулся к вошедшим, человек в его руках рванулся изо всех сил, едва не выскользнув из хватки, и инквизитор зло саданул его подошвой по икре, повалив на колени.
— Верткий ублюдок… — выговорил он сквозь зубы, послав вдогонку внушительный тычок в ребра, от которого парень согнулся и зашипел, не пытаясь, однако, больше вырваться. — Вообразите, Гессе, — продолжил Буркхард, когда Курт прошел в комнату, оглядываясь. — Вошли сюда и никого не увидели. Как есть никого. Пустота, и всё. Даже не знаю, как я этого сукина сына учуял — то ли услышал, то ли почувствовал… Но возник он просто-напросто из пустоты. Не прятался и выскочил откуда-то, а прямо перед нашими глазами стоял — и мы его не видели. Каково, а?
— Я б отсюда и вовсе свалил, — гнусавя разбитым носом, пробормотал парень. — И не увидел бы меня ни ты, ни этот солдафон, если б ты не вздумал тут расхаживать и пялиться.
— Разговорчивый, — отметил Бруно без улыбки. — Это обнадеживает. Мне в последние пару дней смотреть на твои допросы уже тошно, да и по ночам плохо спать стал — у меня душевная организация тонкая и ранимая… Может, хоть этот начнет говорить
— Поглядим, — отозвался Курт, приблизившись к задержанному, и присел перед ним на корточки, заглянув в лицо: — Имя?
— Ханс, — улыбнулся тот и глухо вскрикнул, когда рука в черной перчатке врезалась под ребра. — Да правда Ханс! — выдавил он болезненно. — Черт! Ханс я!
— Полное имя.
— Ханс и всё, — с усилием переведя дыхание, произнес парень. — Крысенышем еще зовут…
— Вот так встреча, — присвистнул Буркхард и пояснил, встретив вопросительно-удивленные взгляды: — Кличку слышать приходилось. Крысеныш Ханс, один из лучших воров, который может пробраться куда угодно. За ним числится с пяток купцов по всей Германии и ограбление Майнцского собора…
— Вормского, — поправил Крысеныш, попытавшись горделиво распрямиться. — Это был собор в Вормсе, летом прошлого года.
— Спасибо, — проникновенно поблагодарил Буркхард. — Теперь-то уж нет сомнений, что это и вправду ты. Легенда, можно сказать. Таинственный, неуловимый Крысеныш Ханс. Теперь понятно, как ты это делаешь — просто проходишь мимо бодрствующей стражи. Только вот не всегда это удается, так?
— Когда на меня не пялятся в упор и не бродят по комнате, заставляя увиливать, все очень даже удается, — фыркнул тот оскорбленно и, потянув носом, уточнил: — А добровольное признание зачтется?
— Смотря насколько оно будет чистосердечным, — ответил Курт с нарочито благожелательной улыбкой, от которой Крысеныш поморщился, словно от удара. — Каспар. Где он?
— Ушел, — с готовностью откликнулся вор. — Собрались с Иудой и ушли, с час назад уж как.
— С кем? — переспросил Буркхард, и тот кивнул с усмешкой:
— Стало быть, вы и про него тоже не знали… Еврей, на Каспара работает; точно знаю, что ему платят, что они не из одной шайки. При мне мало говорят, но я знаю, что всю эту страсть по ночам устраивает этот самый еврей; какими-то магическими ухищрениями приводит сюда или заставляет уходить Дикую Охоту. Как — даже и не спрашивай, не имею ни малейшего представления, а интересоваться в голову не приходило, знаешь ли… Каспар зовет его Иудой, но это, похоже, не его имя, и ему эта кличка до ужаса не по нраву. Но он не спорит.
— Куда они ушли?
— Не знаю, — ответил Крысеныш и быстро добавил, уловив потемнение в глазах майстера инквизитора: — Но могу предположить. Они частенько что-то говорят про еврейское кладбище — тут, в Праге[118]. В позапрошлую ночь, когда подле ристалища было
— Кифер, — окликнул голос позади.
Курт обернулся, глядя на Блока, стоящего на пороге, и тот махнул рукой в сторону:
— Там в соседней комнате нашли кое-что любопытное. Тебе, думаю, стоит взглянуть.
— Следить в оба глаза, — повелел Буркхард бойцу, стоящему подле хлюпающего разбитым носом Крысеныша. — Чуть шевельнется — бей. Не так посмотрит — бей. Чихнет…
— Понял, — кивнул боец, и арестованный вор съежился, проводив уходящих инквизиторов унылым взглядом.
— Вот, — широко повел рукой Блок, введя их в маленькую, уже полутемную комнату. — Если все так, как я думаю, развязка дела предстоит веселенькая.
Курт прошагал на середину, оглядывая аккуратно убранную комнату, стены, стол с одиноким светильником…
— Нам только еврейского следа и не хватало — для полного счастья, — вздохнул Блок, и его старший сослуживец разразился ответным воздыханием:
— Не хватало — получи. Тот малый, в соседней комнате, говорит, что с Каспаром работает еврей, и именно он управляет Охотой.
Заковыристое ругательство сослуживца Курт пропустил мимо ушей, разглядывая нечто похожее на крохотную коробочку из черной кожи на дверном косяке.
— Уверен? — с сомнением спросил Буркхард, когда Курт, поколебавшись, снял её; он не ответил, осторожно раскрыв чехол и вынув столь же крохотный пергаментный свиток, похожий на те, что он сам не раз крепил к лапкам голубей с особо важными посланиями. — Что это может быть?
— Что-то вроде охранного амулета, — вздохнул Бруно. — Но что здесь написано, сказать не могу.
