— Далее я спросила его: почему не хотите общаться с нами? Он ответил, что нашу планету они уже хорошо изучили. Что нам не понять их интересов.
По нашим предположениям, — продолжал он, — ваша планета могла бы включиться в нашу систему межпланетных связей, но для этого уровень вашей нравственности оказался очень низким.
Далее он сказал, что человечество пошло по ложному пути и зашло в тупик. Что у нас очень тяжелое мышление, с большой инертностью. Что это свойство присуще всем людям.
Тогда во мне заговорил земной патриотизм, и я все пыталась ему доказать, что люди не такие уж плохие, что мы сознаем свое несовершенство. Он ответил коротко и прямо:
— Нет. Не сознаете. В вас слишком много темного, животного начала, вы должны сами выбираться из своих экскрементов.
Он сказал, что такого запутанного места они еще не находили во Вселенной. Он добавил, что наука, если захочет, может многое понять в системе межкосмической связи, но в настоящий момент, ввиду нашей агрессивности, это исключено.
Я перевела разговор на другую тему и спросила, верна ли наша теория пульсирующей Вселенной. Он ответил, что нет. Что это только ваша конструкция ума, построенная по вашему уровню. Эта ошибка связана у людей с невероятным способом мышления.
— Я спросила его, откуда он взялся?
— Знаете ли вы астрономию? — спросил он.
— Как биолог, — ответила я. Он улыбнулся и сказал:
— Позднее вы еще столкнетесь с фактами, что нас будут оценивать и отвергать биологи лишь только потому, что в биологии такой вид не существует. Будут отвергать и другие ученые. Но есть путь познания. Образование не может быть по наукам. Или оно есть, или его нет. Что касается нас, то мы — из такого 'далека', что невозможно это объяснить имеющимися у вас терминами.
Далее он рассказал, что Земля — очень удобная точка для связи. И мне показалось, что мы для них какое-то несущественное явление на планете. Меня это обидело, и он это почувствовал.
Мы тут не долго, — сказал он. — Мы собираем информацию.
Его поразило деление на страны. Решили пообщаться и на эту тему. У нас, как он заметил, очень большая разница между людьми. У них нет такой. У них только большая разница между детьми и взрослыми… Он стремился больше узнать о нас, а о своих говорил лишь в ответ на вопросы. Очень коротко отвечал, иногда уклонялся, объясняя: мол, не поймете. Он не мог понять, что такое земная любовь. Семью он понял. У них нет семей. Есть любовь и дети. Нет государства. Он сказал, что государственный строй, как и родовой строй — это дикость.
Он не считал акт воспроизведения нового организма любовью. Это — дело. А любовь у них совсем другое.
Это — обмен информацией и знаниями. Только тот кто любит, распространяет свет знаний вокруг, чтобы окружающие не находились во тьме зла.
Информация излучается в экстазе, которого не знает человек. Это тайна, которую они оберегают друг в друге. Он сказал далее, что ему приятно ощущать, что я люблю свою планету, что защищаю людей…
— А как вы выглядите друг для друга? — спросила я.
— Мы можем принимать любые формы, какие нам необходимо.
— А дети?
— Они выглядят, как информация, которую они получают…
— А смерть у вас есть?
— Мы просто завершаем один этап и переходим к следующему. Жизнь бесконечна. Смерть — это спекуляция животного ума.
— А ненависть у вас есть?
— Я не могу понять, что это такое. Также не понимаю земную любовь. И здесь я чувствую, что вы говорите не так, как есть. Вас просто научили так понимать. Это тоже спекуляция. Люди находятся в иллюзии… Вы добрый и хороший человек, но тоже еще не совершенный. Сплошные противоречия.
Я спросила его: что делают и чем занимаются пилоты HЛO сейчас здесь и в других местах? Он ответил, что они занимаются примерно тем же самым. Им известно обо мне, а мне — о них. Мне, в данном случае, повезло.
— Каково наше будущее? — спросила я к концу беседы.
— Планета не погибнет, — уклончиво ответил он. И было непонятно, что он имеет ввиду. Я чувствовала, что у него к людям было такое отношение: неважно погибнем мы или нет.
— У вас ужасный путь познания, который вы навязываете своим детям, — сказал он на прощание.
— Когда изменится путь познания, тогда и вы нравственно изменитесь…Мы вышли в лоджию. Он не подал руки. Он вообще ни разу ко мне не прикасался.
Опять превратился в 'палочку' и приблизился к шару, вместе со всеми пришельцами. Шар растворился в воздухе. Исчез.
По этому случаю Гайнулина принимала корреспондентов. Она ответила на многие их вопросы. В частности, она сказала, что шар был четким, без диффузионного сияния. Диаметр его не превышал 3-х метров. Она добавила, что пришелец отметил большой страх людей перед смертью. Что вообще, на Земле этот страх удивил его. Для землян — это какая-то движущая сила. На самом же деле — это процесс, когда сбрасывается изношенный биоскафандр, есть всего лишь начало другого времени и рождения в другом измерении..
На вопрос корреспондентов: 'Куда улетели пришельцы?', — Гайнулина ответила: 'Они улетают к себе. Он сказал, что их задача — устанавливать новые связи между всеми цивилизациями во Вселенной. Но с нами связи устанавливать трудно. Во-первых, во имя удобства науки. Наука отвергает нас и дискредитирует под любыми предлогами наше существование, во-вторых, и это главное, общество вашей планеты имеет очень высокую степень агрессии, поэтому они избегают встреч с агрессивными существами'.
Большую часть информации по Гайнулиной мне прислал В.Уваров.
Из письма одного молодого человека — исповедь:
'Летом 1956 г. мне было неполных 11 лет, жили мы в деревне Ново-Кочердык Усть-Уйского р-на Курганской обл. (Зауралье), куда приехали в марте 1955 по целинному 'призыву' Н.С.Хрущева из г. Тихорецка Краснодарского края.
Отчим работал в колхозе: возил на телеге молоко от ферм на местный молокозавод. По этой причине за ним была закреплена лошадь, которую в летнее время на ночь треножили и оставляли до утра на выпасе где-нибудь вблизи деревни. Забирать ее на рассвете с лужка было моей обязанностью. По природе своей я — 'сова', вставал трудно, но кто с этим считался…
В один из наступающих дней середины лета (более точной даты не помню) на заре, где-то часа в четыре утра, как обычно, спотыкаясь и зябко поеживаясь от прохлады (в Курганской обл. резко континентальный климат) я босиком брел за лошадью. На сей раз наша и другие лошадки паслись на лугу, в котором некогда тек ручей, по соседству с кладбищем (на взгорке). Не знаю и не помню, был ли ночью дождь, но травы были особенно мокры, может быть и в обильной росе, что там в те добрые времена было не редкостью. Было удивительно тихо, что, по памяти, мне кажется странным в отношении птиц, только негромко пофыркивали за колодцем наши добрые лошадки.
Не.доходя до колодца с полсотни шагов, я поискал сонным глазом свою добродушную кобылу, увидел и направился к ней, доставая из кармана штанов кусочек хлеба. НО!!! В это же точно время увидел вдалеке, как бы справа от лошади, странный светящийся шарик, который двигался от дальних деревенских огородов в сторону лошадей, с другой стороны от меня. То есть мы двигались как бы навстречу друг другу. Удивления особого не было, было любопытство, я было прибавил шагу, но потом как-то струхнул и прыть поубавил. Пошел медленнее, наблюдая за шаром и за лошадьми. Вблизи своей лошади остановился, сонливости как не бывало. Я не был в полном смысле деревенским мальчишкой, однако достаточно хорошо уже знал чуткость и природный ум, особую осторожность лошадей и стал ориентироваться на их реакцию. Кроме того, при полном утреннем безлюдье, лошадь — тоже человек. Однако лошади были абсолютно равнодушны
