особенно относится до домашнего его быта и хозяйства».

За косностью домашнего быта и хозяйства «простого работника» угадывается косность всего хозяйственного уклада. Сами смышленость и находчивость русского мужика не только от природы, но и оттого, что «нужда хитрее мудреца и что неволя учит и ума дает».

Белинский не углядел мужицкой «глупости» ни в очерке «Русский мужик», ни в других повестях и рассказах Даля: «Читая его ловкие, резкие, теплые типические очерки русского простонародья, многому от души смеешься, о многом от души жалеешь, но всегда любишь в них простой наш народ, потому что всегда получаешь о нем самое выгодное для него понятие. И публика после этого поверит какому-нибудь г. М… 3… К…, в продолжении двух почти лет прогарцевавшему в литературе двумя статейками, что такой писатель, как г. Даль, меньше его знает и любит русский народ или что он выставляет его в карикатуре?.. Не думаем»[81].

«ТОЛКОВЫЙ СЛОВАРЬ». ОТВЛЕЧЕНИЕ ВОСЬМОЕ

В голове Даля прорисовывалась, закрашивалась в разные цвета своя карта Земли Русской, закрашивалась, понятно, не по рельефу местности и не по административному делению — по различиям в языке. Одно слово в разных местах имеет разный смысл, и одно понятие в разных местах обозначается разным словом; но и того мало — слова произносятся неодинаково (у Даля и на этот случай пословица припасена: «Свой язык, своя и говоря»).

Даль изучал эти самые «говори» (точнее — говоры) русского языка, но изучать мало, надо особый чуткий слух иметь на русскую речь, чтобы улавливать, выбирать в потоке слов подчас едва приметные различия в произношении. Запасы, сокровища Даля были для него самого как бы удвоены: держа в руке листок с записанным словом, он слово это не только видел, но и слышал.

«В Череповце говорят: менные дзеньги; що вместо что; купеч; свит концаетца; букву в после гласной изменяют в у: пиуо, пиуцо (пиво, пивцо); галки налятят, надо сясть, хочу исть (и вместо е). Уезд этот разделяется Шексной пополам: по нагорной стороне жители бойчее, виднее, и наречие их почище; на лесной и болотной стороне жители вялы, невидны и более искажают язык». «В Волочке говорят: мы знаема, делаема — а вместо ъ; принесай, унесай, вместо: принеси, унеси; мужские имена оканчивают на гласную, а женские на ъ и ь: Авдотъ, Ульян(ъ), Степух(ъ), Ашох (ъ)». «Вот говор в Нижнедевицке[82]. Здарова, дядя Алдоха! Що, ай пашеницу вазил у город? — А то що ж? — Ну а пачаму атдавал? — Па дисяти с двухгривяным…» «По Ветлуге лесники говорят особым напевом, протягивая и расставляя иные слоги, с повышением голоса: зада-ай корму лошадьми-и…»

Даль написал труд «О наречиях русского языка» (теперь считается, что наречие в отличие от говора распространено на обширной площади; по Далю же, говор — и «местное устное наречие», и вообще «произношение, выговор, помолвка»). В основу разделения наречий Даль положил «высокую» и «низкую» речь, или попросту «аканье» и «оканье». В Москве говорят высокою речью, то есть любят звук а и заменяют им о, если на о нет ударения; произносят: харашо, гаваритъ, талкавать; окончания ого, его, превращаются в ова, ева — большова, синева. От Москвы на восток начинают окать; возле Владимира слышится уже стокан, торокан; влезают в слова и лишние о — Володимир. От Москвы на запад усиливается аканье: пабягу, пятух. От Москвы к северу складывается говор новгородский; он ближе к восточному, но имеет и свои особенности. От Москвы на юг разливается наречие рязанское; в нем, как и в западных, — аканье; даже взамен е — а да я: табе, яму. Попутно Даль сообщает, где «цокают» (цай, целовек), а где «чвакают» (курича, молодеч); где «дзенькают», а где взамен «еще» произносят «ишшо», или, того более, «яшто»; где — «Хведор», «хвуражка», а где, наоборот, — «куфня», «форостина»; где «купи боты- та», а где — «возьми луку-ти»; где добавляют звуки — «пашеница», а где сглатывают — «первези».

Даль сообщает неисчислимые особенности говоров, передает интонацию, указывает местные словечки — эти живые наблюдения в статье всего интереснее.

Способность Даля распознавать по говору уроженца той или иной местности подтверждают современники. Сам Даль в рассказе «Говор» описал два случая, с ним происшедших; он, правда, маскируется слегка, объединяет оба случая незамысловатым сюжетцем, но для нас это безразлично: есть свидетельства, что случаи такие действительно произошли и действительно с Далем.

Однажды рабочий, строивший беседку, шел мимо с доской, поскользнулся и чуть было не упал. «Что ты?» — бросился к нему Даль. «Ничего», — отвечал тот, отряхиваясь и бормоча что-то. «Новгородский», — глядя ему вслед, уверенно определил Даль. Приятели отказывались поверить — ведь рабочий произнес всего два слова: «Ничего, скользко!» «Это новгородец, — утверждал Даль. — Держу какой хотите заклад, и притом из северной части Новгородской губернии. А почему? Да потому что он сказал не скользко, а склезко». Второй случай стал почти хрестоматийным: два монаха пришли собирать на церковное строение — «Я их посадил, начал расспрашивать и удивился с первого слова, когда молодой сказал, что он вологжании. Я еще раз спросил: «Да вы давно в том краю?» — «Давно, я все там». — «Да откуда же вы родом?» — «Я тамодий», — пробормотал он едва внятно, кланяясь. Только что успел он произнести слово это — тамодий вместо тамошний, как я поглядел на него с улыбкой и сказал: «А не ярославские вы, батюшка?» Он побагровел, потом побледнел, взглянулся, забывшись, с товарищем и отвечал, растерявшись: «Не, родимый!» — «О, да еще и ростовский!» — сказал я, захохотав, узнав в этом «не, родимый» необлыжного ростовца. Не успел я произнести этих слов, как вологжанин мне бух в ноги: «Не погуби!..» Под монашескими рясами скрывались двое бродяг с фальшивыми видами…» Добавим историю, рассказанную Мельниковым-Печерским. В Нижнем Новгороде Даль просил чиновников, которые ездили в командировки по губернии, записывать новые слова и отмечать особенности произношения. Однажды он просматривал записи, привезенные из нескольких селений Лукояновского уезда: «Да ведь это белорусы»; удивленным чиновникам посоветовал: «Поройтесь в архивах». Порылись — и нашли: при царе Алексее Михайловиче в эти места и впрямь поселили белорусов.

Рассказ «Говор» Даль начинает: «Разве лихо возьмет литвина, чтоб он не дзекнул? Хохол у саду (в саду) сидит, в себя (у себя) гостит; и по этому произношению, как и по особой певучести буквы о, по надышке на букву г, вы легко узнаете южного руса; курянин ходить и видить; москвич владеет и балагурит, владимирец володает и бологурит; но этого мало: в Ворсме говорят не так, как в селе Павлове, и кто навострит ухо свое на это, тот легко распознает всякого уроженца по местности». Даль навострил — и доказал это друзьям своим; последние слова рассказа: «Они убедились в основательности моих познаний по части отечественного языковедения». Местные речения и говоры для Даля — обязательный и важный раздел отечественного языковедения. «Землеведение и языкознание, по-видимому, две науки почти несродные», — пишет Даль, — но «если изучать землю вместе с обитателями ее», они, науки эти, «подают друг другу братскую руку».

Вы читаете Даль
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату