человека» на той стадии, когда они ещё имели хвосты, т. е. задолго до ответвления ныне живущей антропоидной группы. А вместе с тем скачок уступает место эволюции. Ведь рассматривать ближайшее звено в цепи — значит видеть скачок, а рассматривать цепь — видеть, что «природа не делает скачков».
Дарвин предпочёл элиминировать обезьяночеловека, перенеся центр тяжести с ближайшего звена цепи на цепь в целом — на идею постепенных превращений предков человека при качественной однородности психических способностей животных и человека. Что касается полезности или бесполезности физических отличий человека, то в этом вопросе Дарвин в «Происхождении человека» уже без труда атаковал Уоллеса.
Была и вторая причина отказа Дарвина от обезьяночеловека. Он был идейно, а потому и лично очень глубоко связан с выдающимся геологом Ч. Ляйелем. Двухтомное сочинение Ляйеля «Основы геологии» было одним из научных оснований формирования теории происхождения видов Дарвина, на что он сам указал в «Автобиографии». Гексли даже утверждал: «Величайшее произведение Дарвина есть результат неуклонного приложения к биологии руководящих идей и метода „Основ геологии“»[40]. И вот Ляйель теперь тоже обратился к вопросу о человеке. Но не о филогении, а о геологической датировке древнейших следов деятельности человека.
Кстати, религиозный Ляйель очень неохотно отказался от представления о человеке как о «падшем ангеле» в пользу горького «мы просто орангутаны», хоть и усовершенствовавшиеся. Он присоединился к эволюционизму, по его же словам, «скорее рассудком, чем чувством и воображением». Родство с обезьяной ему претило, он предпочёл бы скорее согласиться с тем, что человек упал, чем с тем, что он поднялся[41]. Ляйель нашёл известное утешение, доказывая, что случилось это уже очень давно. В книге «Древность человека» (1863 г.) он показал, что каменные орудия залегают в непотревоженных слоях земли четвертичной эпохи вместе с костями вымерших видов животных. Это был решающий акт в спорах о древности находимых человеческих изделий, и Дарвин через Ляйеля был полностью в курсе этой научной проблемы, развивавшейся параллельно с проблемой морфологического антропогенеза. Согласование этих двух параллельных рядов знания надолго (вплоть до наших дней) стало наисложнейшей внутренней задачей науки о начале человека.
Уже конец XVIII в. в связи с прогрессом геологии ознаменовался идеей, что находимые там и тут, особенно на отмелях и обрывах рек, а также в пещерах, искусственно обработанные камни свидетельствуют о геологически древнем обитании на Земле человека — до «всемирного потопа», неизмеримо раньше, чем предусмотрено библией. В 1797 г. английский натуралист Д. Фрере сделал наблюдения и в 1800 г. опубликовал выводы, что расколотые кремни вперемешку с костями древних животных свидетельствуют о существовании человека в очень отдалённом от нас времени. Но это сообщение осталось почти незамеченным и только в 1872 г. было извлечено из забвения.
В XIX в. первенство надолго перешло во Францию, не столько потому, что её земля хранила обильные местонахождения древнекаменных орудий, сколько потому, что её умы традицией века просветителей и великой революции были хорошо подготовлены к опровержению религии. К 50-м годам относится героическое коллекционирование Буше де Пертом находок, собираемых в речных наносах. Затем труды Дарвина и Ляйеля содействовали превращению собирательства в науку, твёрдо опирающуюся на четвертичную геологию. В 1860 г. палеонтолог Лярте представил Французской академии работу «О геологической древности человеческого рода в Западной Европе», в которой был описан знаменитый Ориньякский грот. В 1864 г. подлинный основатель науки о палеолите (древнем каменном веке) Г. де Мортилье, опиравшийся на обильный археологический материал и на понимание четвертичной геологии, основал специальный печатный орган «Материалы по естественной и первоначальной истории человека».
Всё это блестящее начало новой отрасли знания, так прочно обоснованной и прикрытой успехами геологической науки, опиралось на суждение, казавшееся очевидным: раз эти камни оббиты и отёсаны искусственно, значит, они свидетельствуют именно о человеке. Полтора столетия никому не приходило в голову усомниться в этом умозаключении.
Итак, через Ляйеля Дарвин знал, что доказано существование человека на протяжении всего четвертичного периода, а может быть (по убеждению Мортилье), и в конце третичного периода — в плиоцене. Раз так, где же тут было уместиться обезьяночеловеку — целой эпохе морфологической эволюции, предшествовавшей человеку?
На присланную ему Геккелем в 1868 г. книгу «Естественная история миротворения» Дарвин вскоре ответил письмом. Дарвин даёт понять, что книга обсуждалась с Гексли и с Ляйелем и что нижеследующие замечания отражают их общее мнение: «Ваши главы о родстве и генеалогии животного царства поражают меня как удивительные и полные оригинальных мыслей. Однако ваша смелость иногда возбуждала во мне страх… Хотя я вполне допускаю несовершенство генеалогической летописи, однако… вы действуете уже слишком смело, когда берётесь утверждать, в какие периоды впервые появились известные группы»[42].
Хотя в этом интимном вердикте Дарвина, Гексли и Ляйеля вопрос формулирован в общей форме и поэтому у нас нет права настаивать, что имелся в виду специально обезьяночеловек и его геологическая локализация, представляется вероятным, что упрёк в чрезмерной смелости подразумевает особенно эту гипотезу Геккеля.
В пользу этого говорит свидетельство Г. Аллена, лично знавшего Дарвина: «С одной стороны, противники сами вывели заключение о животном происхождении человека и старались осмеять эту теорию, выставляя её в самом нелепом и ненавистном свете. С другой стороны, неосторожные союзники под эгидой эволюционной теории развивали свои отчасти гипотетические и экстравагантные умозрения об этом запутанном предмете, и Дарвин, естественно, хотел исправить и изменить их своими более трезвыми и осмотрительными заключениями»[43]. Что речь идёт прежде всего о Геккеле с его гипотезой о питекантропе неговорящем, тот же Аллен на другой странице даёт ясно понять словами: «Наконец, в 1868 году Геккель напечатал „Естественную историю творения“, в которой он разбирал с замечательной и подчас излишней смелостью различные стадии в генеалогии человека»[44]. Вот эту гипотезу «неосторожных союзников» о недостающем звене между обезьяной и человеком Дарвин и поспешил элиминировать. В том же 1868 г. он засел за книгу «Происхождение человека» и через три года уже выпустил её в свет.
К указанным причинам этого решения, лежащим внутри лагеря эволюционистов, надо добавить ещё одну, так сказать внешнюю. Обезьяночеловек послужил последней каплей, побудившей крупнейшего немецкого анатома-патолога, имевшего авторитет основателя научной медицины, Р. Вирхова перейти в атаку на дарвинизм. В 1863 г., когда его ученик Геккель выступил на Штеттинском съезде с докладом о дарвиновской теории и об эволюции человека (ещё без «недостающего звена» — обезьяночеловека), Вирхов в своей речи «О мнимом материализме современной науки о природе» благосклонно отозвался о выступлении Геккеля и об эволюционной теории. Это ещё ему казалось совместимым с религией. Но когда во «Всеобщей морфологии организмов» Геккель показал, что логика дарвинизма таит в себе неговорящего обезьяночеловека, — это уже было нестерпимо, началась борьба. Прежде всего Вирхов обрушился на теорию Фохта о микроцефалии как атавизме, воспроизводящем существенные черты обезьяночеловека. Вирхов вопреки истине настаивал на том, чтобы трактовать микроцефалию исключительно как последствие преждевременного зарастания швов черепа.
Поскольку многие в то время стали предполагать, что ископаемый окаменевший череп из Неандерталя, найденный ещё в 1856 г., представляет собой вещественное доказательство истинности гипотезы об обезьяночеловеке, Вирхов категорически дезавуировал его, зачислив опять-таки по ведомству патологии: череп принадлежит патологическому субъекту. А позже Вирхов всем своим авторитетом старался дезавуировать кости яванского питекантропа: согласно его упорным экспертизам, и черепная крышка, и бедренная кость принадлежат ископаемому гигантскому гиббону.
Наконец, наиболее успешно Вирхов опроверг ещё одно широко распространившееся мнение, что предковый вид, обезьяночеловек, пока не полностью вымер и что именно его Линней описал в XVIII в. среди живущих на Земле видов. Он описал его под именем Homo troglodytes (человек троглодитовый), определяя его также словами «сатир», «человек ночной» и др. Линней опирался на свидетельства ряда авторитетных в его глазах древних и новых авторов. За эту идею линнеевой классификации горячо
