остальных… Или нет? Конечно же, нет. Глупая Лина, ты постоянно сама себе противоречишь. Разве не ты говорила всего минуту назад, что хочешь быть красивой для своего могильщика?
«Одежда элегантной дамы должна быть обязательно дополнена каким-нибудь украшением, соответствующим времени года. Так, например, осенью великолепно смотрятся перья на шляпе, тогда как весной можно использовать в качестве украшения стебелек ландыша, бутон жасмина или распустившейся розочки».
Эй, Гарибальди, выгляни-ка на балкон: не вынесла ли моя отвратительная соседка мадам Дюбуа на воздух свой горшочек с лавандой – гордость ее мерзкой конуры? Тогда можно будет «позаимствовать» веточку. Не ландышами, не жасмином, не распустившейся розой – Белла Отеро украсит свое весеннее платье лавандой. Ты уверена, птичка, что я могу выйти и стащить цветок так, чтобы меня не заметили?
По-видимому, теперь, раз я обречена оставаться в мире живых еще бог знает сколько времени, можно жить по-прежнему. Как уже много раз повторяла, я не живу воспоминаниями. Они сами пришли вчера ко мне против моей воли, поэтому я подумала, что это предсмертные видения, но они уже прошли и больше не повторятся. Отныне запрещаю себе заглядывать в прошлое. Иногда мне кажется, что я так боюсь воспоминаний, потому что однажды интуитивно почувствовала, что они меня ранят, а последнее – убивает… Ах, опять ты со своими предчувствиями, Лина, не морочь себе голову. Ты опять проиграла: черное, нечет, большое… Ты вся изранена, но все еще жива.
Или мертва?… Кто сказал тебе, Лина, что ты не умерла вот уже тридцать лет назад и не находишься сейчас в преисподней? Да, это вполне вероятно: я давно умерла и попала в ад. Насмешливое Провидение едва ли могло придумать более изощренное наказание, чем держать меня здесь, в этом убогом «мирке», к которому свелось мое существование. Почему же тебе никогда не приходило в голову покончить с собой, Лина? О, настоящий игрок всегда верит, что ему наконец повезет, что его судьба переменится.
Сегодня я приколю к шляпе вуаль: мой профиль так великолепно вырисовывается под этой сеточкой, наполовину закрывающей лицо. Ты подкрасила губы своей любимой помадой? Не забыла припудриться? Взяла сумку для покупок и палку, Лина? Хорошо закрыла дверь на четыре замка, прежде чем выйти на улицу и начать свою игру? Я осторожно преодолеваю двадцать три ступеньки, ведущие на улицу, и здороваюсь с мадам Депо, которая метет, как проклятая, тротуар. Делаю несколько шагов и останавливаюсь, чтобы посмотреть на свое отражение в витрине парикмахерской Лионеля Джоффо, что на углу. Посмотрим, как я выгляжу… Отлично, нос не блестит, и веточка лаванды великолепна. Прекрасно, все в порядке. Теперь можно приступать к игре – прогулке по Променад-дез-Англэ.
Старый игрок, не обманывающий самого себя, – просто глуп. Действительность слишком ужасна: она страшна для всех людей, но для нас, стариков, совершенно невыносима. Я согласна, судьбу нельзя обыграть, она чрезвычайно могущественна, но с ней можно плутовать, чем я и занимаюсь всю жизнь. Обманываю Провидение, оставившее меня в нищете, обманываю забывшую обо мне Смерть, и в результате единственное, что мне остается, – идти медленными шажками от своего дома до магазина, чтобы купить бутылку оливкового масла и порцию кролика с соусом. Однако я притворяюсь, что делаю нечто более достойное. Человек, покоряющийся судьбе и не пытающийся обмануть себя, как я уже сказала, – глупец. Думаю, в этом старость тоже похожа на детство: дети и старики играют в жизнь. «Вы представляете, будто прогуливаетесь в Булонском лесу под руку с кавалером, возможно, даже с королем?» – спросил бы меня человек, услышавший мои рассуждения, и я бы ответила: «Не говорите глупостей, месье, ни один более или менее здравомыслящий человек не осмелился бы фантазировать подобным образом. Мои фантазии непритязательны: я вспоминаю свои прогулки по Променад-дез-Англэ в те времена, когда мне было всего восемьдесят лет и у меня сохранились еще красивый каракулевый воротник и палка с мраморной рукояткой», Хорошие тогда были времена… Я знала, что большинство моих бывших поклонников уже мертвы, и то, что должно было быть мучительным для меня, оказалось приятным: Белле Отеро, всю жизнь находившейся в центре внимания, понравилось находиться в тени.
Когда от былой роскоши остаются лишь руины, лучше отказаться от своего прошлого и жить под маской, совершенно не похожей на твое прежнее лицо. Что может выглядеть более жалким, чем эти древние красавицы, до сих пор пытающиеся демонстрировать свои увядшие груди и стягивающие тело корсетом, как саваном, чтобы казаться стройными.
Сначала никто не знал, кто эта дама с аристократической поступью, прогуливающаяся каждый день по бульвару. Меня принимали за престарелую вдову русского эмигранта или государственного чиновника или старую матрону богатого семейства. Мне было забавно угадывать это на их лицах: ведь так приятно прятаться за ложью, когда уже нет никого, знающего правду. Пусть лучше люди принимают меня за старую русскую княгиню или вдову чиновника, я не хочу, чтобы они увидели одинокую тень, в которую превратилась великая обольстительница. К сожалению, после фильма с Марией Феликс моя тайна была раскрыта. Тогда все узнали, что Каролина Отеро, названная Д'Аннунцио «земным воплощением красоты», еще жива. Глупая Лина, ты опять совершила ошибку, позарившись на деньги ради фишек для игры. Ты заплатила слишком большую цену за это, не стоило менять почтенную анонимность на несколько сотен франков и фотографию в «Пари мач».
Прошло десять лет с того faux-pas,[59] и, к счастью, все опять погрузилось в забвение. Теперь, когда в моих руках опять есть колода карт, я могу позволить себе раскладывать этот одинокий пасьянс: шаг за шагом, шаг за шагом я снова прогуливаюсь по Променад дез Англэ, как почтенная вдова государственного деятеля. Естественно, я не добираюсь туда, это не под силу моим старым ногам, но я прохожу от своего дома до продуктового магазина с тем же достоинством, что и в лучшие времена. Таков теперь мой променад. Конечно, мне пришлось добавить некоторые детали к своей игре, чтобы все походило на правду. Сегодня я представляю, что не просто гуляю, но так как мои соседи уж точно меня знают, – изображаю на лице величайшую отчужденность, чтобы никто не осмелился поздороваться со мной. Я смотрю прямо перед собой и представляю, что все люди, встречающиеся мне по пути, – туристы, потому что кому хочется здороваться во время прогулки с любезным электриком или очаровательным торговцем рыбой? Вперед, Лина! Сегодня прекрасный день. Даже в аду в апреле светит солнце… Какое чудесное утро!
Черт побери! Вон идет Ассунта, и мне придется прервать свою игру: с ней я снова стану старухой Отеро, ничего не поделаешь. «Доброе утро, мадам, какие интересные истории рассказали вы мне вчера вечером. Как вы себя чувствуете сегодня?» – спрашивает Ассунта, впервые не обращаясь ко мне на «мы», как к выжившей из ума старухе («Как мы поживаем? Нам хорошо сегодня спалось?») «Если бы вы видели лицо мадам Питу, когда я рассказала ей невероятную историю о короле Бельгии и мадемуазель д'Алансон. Мы никогда не забудем эту знаменитую женщину!» – уверяет Ассунта, и я улыбаюсь. Я рада, что долгий вчерашний кошмар помог Мими получить крошечное бессмертие, которого она так желала. Однако я тотчас сурово сдвигаю брови, чтобы моя подруга не вздумала задерживать меня своей болтовней. «До свидания, Ассунта, у меня дела, не буду долго беседовать с вами», – говорю я ей и, прежде чем продолжить свою прогулку, не могу удержаться от искушения, чтобы не взглянуть еще раз на свое отражение в витрине магазина. Старые привычки очень устойчивы, а смотреться во все зеркала я привыкла давным-давно. Я замешкалась всего на несколько секунд, но этого оказалось достаточно, чтобы Ассунта тоном ребенка, просящего чего-то очень желанного, добавила: «Может быть, сегодня, когда я приду к вам помогать с уборкой… (она на секунду умолкает и потирает руки, как человек, предвкушающий пиршество или смакование подробностей скандала), вы расскажете мне еще какую-нибудь историю (она снова умолкает и потирает руки), в которой бы вы сами были главной героиней, мадам…»
Я поворачиваюсь к ней спиной, ничего не ответив или, возможно, даже обронив обескураживающее «и не просите!», но мне прекрасно известно, что около пяти часов в моей комнате вновь послышится звук отмыкаемых замков, сообщающий о ее приходе. Ассунту никогда не отпугивали мои грубые выходки.
–
На этот раз со мной здоровается молодой Ликио, один мой поклонник, сантехник, если вдаваться в
