Владимир, осторожно огибая валуны, вёл лошадь, больше не обращая внимания на Игоря, который что-то ему говорил.
Вечером в выкопанную у скалы могилу осторожно опустили тело Новикова, завёрнутое в брезент. Пучинский пытался по карте определить место захоронения, но у него ничего не получилось. Потом все молча сидели у костра. Наконец-то прекратившийся дождь позволил сушить одежду и обувь.
— Вангол, нужно обязательно будет составить карту этой местности и это место назвать именем погибшего здесь Новикова. Ты поможешь мне?
— Не знаю, завтра в долине мы расстанемся и встретимся ли потом, неизвестно.
— Мы должны встретиться, Вангол. — Пучинский дружески похлопал по плечу охотника. — С тобой я готов идти хоть куда.
Вангол улыбнулся, крепче прижав к себе сидевшую рядом Тингу.
— Знаете, Семён Моисеевич, о чём думал Новиков перед смертью?
— О чём?
— Его последняя мысль была: «Только бы женщины успели!» Я её услышал. Это был настоящий человек, хороший человек.
— Да, я согласен с тобой, Вангол, очень жаль терять таких людей. Почему всегда раньше уходят лучшие, а всякая дрянь живёт на белом свете?
— Не знаю. Может, потому, что они раньше других выполняют свою миссию на земле. Выполнив её, они уходят из этой жизни, чтобы освободить место другим, тем, кто ещё должен родиться.
— Вангол, ты что, веришь в Бога? Ты веришь в то, что душа бессмертна и покидает тело, чтобы вселиться в другое или жить в раю? — Пучинский, задав вопрос, внимательно смотрел на молодого охотника.
— Я ничего не знаю о Боге, но верю в то, что люди рождаются, чтобы сделать что-то хорошее, а потом уйти, оставив о себе добрую память.
— У тебя всё так просто, Вангол. Мне кажется, всё гораздо сложней, но суть, наверное, тобой понимается правильно.
— Бог есть, — включилась в разговор молчавшая до этого Нина Фёдоровна. — Да, да, не делайте изумлённое лицо, Семён Моисеевич. Именно благодаря ему мы сегодня уцелели.
Далеко внизу, в долине ручья, раздался волчий вой. Одинокий волк с порванным ухом стоял на скале и, задрав морду к небу, тоскливо выл. В этот раз стая не смогла спастись из той западни, в которую привёл её вожак. Они шли по следу людей. В какой-то момент стая остановилась, почувствовав непонятную опасность, но вожак заставил идти за ним. Внезапный удар воды разметал стаю. Волки бросались вверх по склонам на сопки, но многие, срываясь с крутых голых проплешин, падали в перемалывающий поток. Вожак уцелел, уцелели, наверное, и другие, но никто не отзывался на его вой. Его слышали, но к нему не шли. Не шли, потому что потеряли в него веру. Утром, положив морду на передние лапы, он умер. Умер, потому что не смог дальше жить. Дикая злоба переполняла его волчье сердце, и оно не выдержало.
Утром распогодилось. Бросив последний взгляд на могилу Новикова, простившись с ним, экспедиция тронулась в путь. Через два часа они вышли на перевал, и перед ними открылся вид на огромную каменную долину. Где-то, примерно посредине, виднелись какие-то постройки. Настроение у всех поднялось, и спуск вниз прошёл быстро. В долине даже лошади, казалось, прибавили ход и бодро цокали по широким плоским каменным плитам. Широкое, просторное, продуваемое ветром пространство долины после зажатых тайгой звериных троп давало ощущение свободы. Ехали верхом, Вангол и Тинга на своих оленях, рядом, возвышаясь над ними на лошадях, Пучинский и Нина. Владимир и Игорь, оторвавшись от спокойно едущей группы, ускакали далеко вперёд. У всех было хорошее настроение. Пучинский уговаривал Вангола довести экспедицию до самого Удогана, но тот, отшучиваясь, не соглашался. Тинга о чём-то вполголоса говорила с Ниной, и они весело смеялись, поглядывая на своих мужчин. Вангол ещё издали обратил внимание на какие-то белые пятна недалеко от построек и теперь, приближаясь, внимательно присмотрелся к ним. Весело шутивший Семён Моисеевич, взглянув на лицо Вангола, замолк. Вангол, внимательно смотревший куда-то в сторону строений, изменился в лице.
— Что случилось, Вангол? — Пучинский взял в руки карабин и стал всматриваться в ту же сторону. Он видел, как два всадника приближались к постройкам, но вдруг остановились и спешились около каких-то белых пятен.
— Я никогда не был в этой долине летом, — сказал Вангол. — Теперь я понимаю, почему Такдыган обходил её стороной.
— Что там случилось, Вангол? — спросил снова Пучинский.
— Ничего не случилось, просто это Долина смерти, мне рассказывали о ней, теперь я сам всё вижу.
— Что ты видишь? Я ничего страшного не заметил, — полушутя-полусерьёзно произнёс Пучинский, с опаской озираясь по сторонам.
— Там горы костей, человеческих костей, Семён Моисеевич, — сказал Вангол.
— Как костей? Ничего не пойму. Откуда здесь человеческие кости? — Пучинский увидел, как студенты, вскочив на коней, во весь опор поскакали к ним. — Ты хочешь сказать, что эти белые пятна, которые я едва вижу, горы человеческих костей? — По лицу Пучинского было видно, что он очень хотел получить отрицательный ответ, но, уже зная Вангола, не надеялся на это.
— Скоро вы всё увидите собственными глазами, до места не более километра.
Тинга и Нина, ехавшие чуть сзади, заметив перемену в разговоре мужчин, подъехали к ним. Игорь и Владимир приближались.
— Куда они так гонят лошадей, соревнование устроили, совсем мальчишки, — сокрушалась Нина Фёдоровна, видя, что всадники действительно несутся во весь опор.
— Чёрт бы их побрал, шеи ведь свернут! — Пучинский вскинул карабин и выстрелил вверх.
Услышав выстрел, всадники осадили лошадей и уже спокойно поехали навстречу. Вскоре две группы соединились и вместе двинулись к постройкам.
— Там такое, ужас, Семён Моисеевич! Там сотни, может, тысячи трупов людей, что это такое? — наперебой говорили студенты. По их лицам было видно, что они не на шутку испуганы и взволнованы.
Ещё издали Вангол почувствовал забытый им запах лагерных бараков. Они подъезжали к уже ясно различимым, веерами разложенным останкам людей. Их было очень много. Выбеленные дождями и ветрами скелеты лежали группами, а в некоторых местах просто кучами. Спешившись, осторожно ведя лошадей между костями, они молча пробирались к деревянным баракам. Только Вангол и Тинга спокойно ехали на оленях, остальных буквально трясло от ужасной картины, окружавшей их. То прекрасное настроение, с которым все въезжали в долину, улетучилось. Метров за пятьдесят до строений вышли на чистые, свободные от человеческих костей камни. Двери дощатых бараков и домов из кругляка были распахнуты настежь, как бы приглашая гостей. Никто не решился входить в эти строения.
— Неужели здесь кто-нибудь живёт?! — с нескрываемым ужасом спросила Мыскова.
— Вообще, куда ты привёл нас, Вангол? Ты это специально сделал?
— Нет, не специально, просто с этого места кратчайший путь до Удогана, который вы пройдёте за два дня самостоятельно. Я был здесь глубокой осенью, когда уже лежал снег, и понятия не имел, что под снегом. Здесь никто не живёт, это стоянка на зимнике. По этой дороге зимой везут заключённых в Удоганский лагерь. Вероятно, это те, кто не выдержал дороги и замёрз в пути или на ночлеге в бараках. Сами видите, земли здесь нет, одни камни, могилу не выкопать, да и кто бы копал эти могилы.
— Этого не может быть. Это преступно. Это невозможно себе представить. Где мы находимся, это не наша страна. Это не Советский Союз! — плача, в истерике закричала Мыскова, уткнувшись лицом в плечо Пучинского.
— Лучше бы мы этого никогда не видели, — как-то по-взрослому осмысленно сказал Владимир, глядя себе под ноги.
— Как теперь с этим жить дальше? Как можно объяснить такое и кому это можно объяснить? Нужно просто это забыть как кошмарный сон. — Пучинский, успокаивая, гладил плечи Нины Фёдоровны.
Сев на камень и обхватив голову руками, Игорь Сергеев мучительно искал объяснение увиденному и
