ум — это кетчуп), не душа (душа тоже на столе; скажем, душа — это пепельница), не мысли (мысли — это столовое серебро), не состояние блаженства, просветления, не «небеса», не нирвана (чем бы эти состояния ни были, они — часть тоналя, так как мы можем о них говорить и связываем с этими понятиями определенные известные нам ощущения; скажем, эти состояния — бумажные салфетки), не психика, не чистый интеллект, не энергия, не жизненная сила, не бессмертие, и не чтобы то ни было еще, для чего у нас есть термины и соответствующие знакомые нам представления или ощущения. Наконец, нагваль — это и не всемогущий Господь Бог (бог тоже на столе; предположим, что Бог — это скатерть); следует заметить, что в этом утверждении не говорится, что Бога нет, но утверждается лишь, что нагваль — не Бог, потому что Бог является предметом нашего мира, нашего личного тоналя и тоналя времени. Тональ, как уже говорилось, является всем, из чего, как мы думаем, состоит мир, включая и Бога, конечно. Бог является частью нашего тоналя и тоналя времени, поскольку Бог — это только все то, о чем мы можем думать. Поэтому, правильно говоря, Бог — всего лишь один из предметов на острове, не важнее, чем остальные.
Бога нельзя увидеть по собственному желанию, о нем можно только говорить. Нагваль, с другой стороны, может использоваться воином: воин может управлять нагвалем, намерением, и по сути, искусство магии есть искусство управления намерением; и однако же, несмотря на то что нагвалем можно управлять и его эффекты можно свидетельствовать, о нагвале невозможно сказать словами, поскольку нагваль, намерение является тем, что нельзя описать, и тем более — представить.
Нагваль — это область за границами стола. За границами всех этих столов из нашего примера. Нагваль — это чистое поле в дикой местности, где стоят столы, бесконечное и неизведанное. Нагваль — там, повсюду за пределами поверхности стола, повсюду вокруг острова.
С самого момента рождения мы чувствуем, что есть две части нас самих. С момента рождения некоторое время мы являемся целиком нагвалем, и не имеем никакого описания мира. Затем мы понимаем, что для того, чтобы жить, нам необходима противоположная часть того, что мы имеем. Тональ отсутствует, и это дает нам с самого начала ощущение неполноты. Затем тональ начинает развиваться и становится совершенно необходимым для нашего существования, замутняя сияние нагваля. И, таким образом, мы приобретаем устойчивое описание мира. С того момента, как мы становимся целиком тоналем, мы уже ничего больше не делаем, как только взращиваем наше ощущение неполноты, которое сопровождало нас с момента рождения, и которое постоянно напоминает нам, что есть еще и другая часть, которая дала бы нам целостность.
Разумеется, когда говорится, что человек в момент рождения является полностью нагвалем, а со временем становится целиком тоналем, то имеется в виду, что в этих крайних состояниях человек осознает себя как одну, и только одну из этих двух своих сущностей.
С того момента, как мы становимся целиком тоналем, мы начинаем составлять пары. Мы ощущаем две наши стороны, но вторую — нагваль — так смутно, что всегда представляем эти две наши стороны предметами тоналя. Мы чувствуем, что есть другая сторона, но когда мы пытаемся определить другую сторону, тональ захватывает рычаги управления, а как охранник, он крайне мелочен и ревнив. Он ослепляет нас своими хитростями, и, подсовывая нам старое проверенное описание мира, согласно которому ничего, кроме проявлений тоналя в этом мире и быть не может, заставляет нас забыть малейшие намеки на другую часть нашей пары — нагваль. И мы, вместо того, чтобы осознать существование нагваля, просто занимаемся спариванием. Мы говорим, что две наши части — это душа и тело, ум и материя, добро и зло, бог и дьявол. Мы никогда не осознаем, однако, что при этом просто объединяем в пары вещи на одном и том же острове, на одном и том же столе, как кофе и чай, хлеб и лепешки, кетчуп и горчицу. Мы — странные животные. Нас унесло в сторону, но в своем безумии мы уверены, что все понимаем правильно.
«Человек движется между добром и злом! Его истинное движение состоит между отрицательным и положительным!» — восклицает один философ. «Вы не правы! Никакого движенья тут нет, — отвечает ему другой, — человек — это только разум!» Что ж, теперь мы легко можем заменить добро и зло ножом и вилкой, а ум — кетчупом и договориться до того, что «человек — это только кетчуп!», это не сделает нас более душевно больными, чем мы уже есть.
Итак, нагваль — это вторая часть нас, о которой мы, став целиком тоналем, ничего не знаем.
Нет никакого способа сказать, что представляет собой нагваль, что можно найти в этой безбрежной области вокруг острова. Сказав, например, «ничего», мы просто сделаем это частью тоналя, а это явно не то, что мы хотим. Таким образом, у нас нет никаких понятий, не принадлежащих тоналю, которыми можно было бы описать нагваль. Все, что можно сделать, так это сказать, что за границами острова находится нагваль. Поступая таким образом, мы не помещаем его на остров, поскольку нагваля на острове нет: как уже говорилось, на острове лишь то, что мы знаем и можем описать, а нагваль — это неизвестное. Термин «нагваль» мы будем использовать лишь для того, чтобы иметь возможность осознать его существование, называя тональ и нагваль как истинную пару, только для этого. Нет смысла пытаться описать или понять нагваль, так как это в принципе невозможно. Нагваль можно только свидетельствовать.
Нагваль — это не опыт, не интуиция и не сознание. Нагваль — это только эффект. Тональ начинается с рождения и заканчивается смертью, но нагваль не кончается никогда. Нагваль беспределен. В терминах силы можно сказать, что нагваль — это место, где обитает сила.
Нагваль, как часть нас, имеет осознание; он осознает все также, как и тональ. Для нас, однако, имеет смысл лишь осознание, доступное нашему тоналю, «одобренное» им, такое, которое мы можем осмыслить, придав ему необходимый внутренний порядок. В итоге, чтобы достичь осознания того, что мы имеем нагваль, мы вынуждены сначала использовать тональ, поговорив о нагвале с помощью тоналя. Но там нет понятий, которые могли бы описать нагваль. Поэтому, говоря о нагвале, приходится ходить вокруг да около. Так что лучше ничего не объяснять, но упомянуть об эффектах нагваля.
Можно сказать, что нагваль отвечает за творчество. Нагваль — единственное, что способно творить. Тональ является всего лишь свидетелем и оценщиком. Конечно, мы создаем великолепные здания и конструируем сложнейшие машины, но это не творчество — это только спаивание. Мы можем спаять все что угодно своими руками, или же объединяясь с другими тоналями. Группа тоналей может спаять любые суперсооружения. Но это лишь спайка. Творчество — это то, что делает нагваль. Все те необычные (для тоналя), поразительные вещи, которые воспринимает маг, изменяя свое осознание, все они — проявления нагваля. Когда маг заставляет человека увидеть его в ином облике или творит из ничего удивительные предметы — это и есть истинное творчество. И это — проявления нагваля. Причем, как ни невероятно это звучит, никто не знает, как маги делают это. Никто не знает как это возможно. Нет способа узнать, как работает нагваль, так же, впрочем, как нет способа узнать, как работает тональ.
Очень трудно ответить на вопрос, где находятся тональ и нагваль — внутри нас или вне нас. Тональ современных людей призывает утверждать, что все, имеющее отношение к мыслям и чувствам человека, находится внутри него. Тональ магов говорит противоположное: все снаружи. Кто прав? Никто. Внутри ли, снаружи ли — это, в действительности, не имеет значения, поскольку в любом случае это ничего не меняет. Однако из-за того, что невозможно дать однозначный ответ на вопрос, внутри или снаружи нас находятся тональ и нагваль, говорить о них довольно сложно. В итоге может показаться, что есть какая-то третья часть нас.
Например, маги говорят: «тональ заставляет людей совершать поступки». Спрашивается: кого заставляет, о чем идет речь? Как ни странно, о самом же тонале.
Другой пример. Маги говорят, что вне зависимости от того, какой бы умной ни была защита тоналя, нагваль все равно всегда способен вырваться на поверхность, хотя его проявления всегда непреднамеренны; величайшим же искусством тоналя является подавлять любое проявление нагваля таким образом, что даже если его присутствие будет самой очевидной вещью на свете, оно останется незамеченным. Спрашивается: незамеченным для кого? Конечно же для тоналя. Ведь у нас всего две стороны.
Еще один пример, иллюстрирующий трудность разговора о тонале и нагвале и понимания их проявлений. Когда я пишу эту книгу, мой тональ используется для того, чтобы понять ту информацию, извлеченную из книг магов, которую я хочу сделать ясной для тоналя читателя. Кем он используется? Ответ прост: тональ использует самого себя.
На самом деле вся трудность здесь только в том, чтобы понять, что термины «я», «меня» и т. д. —
