— продекламировал Абдуллоджон. — Люблю Хайяма! У него такие умные стихи! На все случаи жизни!
— Да, мне тоже нравится, — ответил Орлов. — А к чему это ты про «лучше будь один, чем вместе с кем попало»?
— Да к тому, Андрей, что истинных друзей на самом деле очень мало. Вот у меня товарищей очень много! А друг — только один! Мы с ним еще учились в школе. Хороший такой парень. А у тебя много друзей?
— У меня… — Андрей задумался, — У меня, наверное, тоже мало. Ну не один… Но…
— А сколько?
Орлов вспомнил своих одноклассников Володю и Виктора. С первым они очень дружили с четвертого класса. Вместе проводили время, вместе прогуливали уроки, для воспитания воли вместе прыгали на ходу с площадки товарного вагона движущегося поезда в районе подмосковной Поваровки, вместе отправились в весенние каникулы шестьдесят седьмого в Калининград, где неожиданно для себя нашли, а затем сдали в милицию ржавый парабеллум. Потом Володя как-то отдалился от Андрея, увлекся «битлами», у него появилась своя кампания, а последовавшая через два года после окончания школы служба в армии, казалось, насовсем разлучила школьных друзей. Но спустя несколько лет они все-таки стали время от времени встречаться, вспоминая школьные годы, одноклассников и свои странные увлечения, а один раз даже сходили вместе в лыжный поход по архангельской тайге.
По-другому было с Виктором. Тот был замкнутым и серьезным парнем. «Демкович» — звали его одноклассники по имени автора учебника по физике. Виктор был очень изобретательным молодым человеком. В девятом классе он изобрел прибор для подогревания градусника, который крепился на теле подмышкой. Первый же опыт позволил им с Андреем получить освобождение от занятий на целую неделю. Потом, когда они вместе отправились в путешествие на велосипедах по Литве, Виктор применил очень хитроумное антиугонное устройство, срабатывавшее даже при слабом прикосновении к велосипеду. Правда, напугав однажды маленького мальчика, желавшего потрогать рукой блестящую машину, прислоненную к стене кафе, в котором обедали Андрей с Виктором, они отказались от использования этого прибора. Витя дважды приезжал в воинскую часть, где Андрей проходил срочную службу в армии, один раз даже помог ему сходить в «самоволку». Ну а потом раз-два в году они встречались по разным торжественным поводам.
Был еще Юра, с которым Орлов служил в армии. Он жил в Калининграде, закончил институт, женился, воспитывал двоих сыновей — Максима и Егора. С ним Андрея связывали приключения армейской жизни, письма и открытки к праздникам да периодические встречи в Москве и Калининграде. Юра несколько раз ходил в загранплавание и проездом останавливался в Москве у Орлова, привозя копченую морскую рыбу и деликатесные консервы. Правда, однажды он для хохмы прислал ко дню рождения Андрея кирпич в посылке. Этот случай они потом не раз вспоминали как пример шутки, которая могла понравиться только одной стороне.
В Каунасе жил Саша, а в Риге — Агрис. С обоими Андрей тоже служил в армии и вот уже двадцать лет время от времени поддерживал дружеские контакты. Пожалуй, и все. Новых московских друзей у Орлова не получилось. Когда Андрей работал в университете, он подружился было с Виктором и его женой Леной, но после того, как Виктор перешел на работу в КГБ и они уехали за границу, связь практически оборвалась. Время от времени они позванивали, когда приезжали в отпуск, но встретиться с ними не удавалось. Так постепенно они удалялись и удалялись друг от друга, и когда Виктор с женой вернулся в Москву насовсем, их уже почти ничего не связывало с бывшими друзьями. Вот, собственно, и все друзья Орлова.
— Да, у меня, пожалуй, тоже мало друзей, — сказал Андрей. Потом улыбнулся, посмотрел на Абдуллоджона и добавил: — Но теперь их будет больше.
Абдуллоджон тоже заулыбался, понимая, что в настроении Орлова произошла перемена и он простил ему допущенную бестактность.
— Ну ты доволен поездкой, Андрей? Ты уверен, что во всем разобрался?
— Да я, собственно, не затем приехал. Ты же знаешь, что мне надо подготовить материал для заседания Коллегии о действиях в Душанбе отрядов самообороны и сделать обзор.
— Знаю, знаю. Но наши говорят, что для этого вряд ли бы прислали человека из Москвы, да еще из Инспекторского управления. Мы бы тут сами все обобщили и прислали вам…
— Но, Абдуллоджон, на месте то оно видно гораздо лучше!
— Ладно, замнем для ясности!
— Нечего заминать. Материалы я все собрал… А что касается событий, то ты знаешь, что у меня есть своя точка зрения…
— Знаю. Но может быть, не совсем верная?
— Все может быть! Вот скажи, Абдуллоджон, ты помнишь на пленке молодчиков, которые кричали: «Аллах акбар!»? Помнишь?
— Ну, помню.
— А знаешь, что они будут кричать потом?
Абдуллоджон пожал плечами и, немного подумав, спросил:
— Когда потом? Через несколько лет? Наверное, будут призывать к выходу из Союза!
— Нет! Сначала будет объявлен «джихад» — война с неверными. Как это делают моджахеды в Афганистане. Ты уж извини меня!
— Ты хочешь сказать, что «исламский фактор» будет…
— Я хочу сказать, что, не дай бог, нам всем придется расхлебывать эту кашу! И тогда это будет страшно!
— Ты пессимист!
— Я хотел бы быть оптимистом, но не получается!
— Ладно, Андрей! Давай не будем об этом! Время покажет!
— Не будем.
Они немного помолчали, глядя за окно. Варзобское ущелье становилось все шире, горы как бы раздвигались, а дорога становилась все менее извилистой.
— Скоро уже будем в Душанбе. Тут ехать… — Абдуллоджон посмотрел на часы, — не больше получаса. Самолет у тебя в семь. Так что еще уйма времени. Успеем еще выпить по чашечке кофе в аэропорту!
Годы, которые Богомолов провел в колонии, превратили его в забитое существо, которое боялось всего, даже собственной тени. Быть «опущенным» на зоне — значит не только быть человеком второго сорта, но и являться абсолютно бесправным, беззащитным созданием, оскорблять и унижать которое мог каждый.
Дважды Валера пытался наложил, на себя руки, но каждый раз ему мешали сделать это. Повеситься в кочегарке ему не дал бригадир, что есть силы ударивший длинным железным прутом по веревке, зацепленной за ржавую скобу. Вскрыть вены ему не позволил сосед по нарам, такой же, как и он,
