этому человеку? Я же видел невооруженным тазом, что Кузин — пройдоха, жулик, просто болтун, наконец! Почему я не потребовал промежуточного отчета, Когда можно было еще заставить его по-настоящему работать над заданием? А теперь время упущено. Даже если поручить эту работу другому или взяться за нее самому, все равно сроки горят!» — с горечью и злостью думал Орлов.
— Товарищ капитан! Андрей Петрович! Да не берите вы в голову! — успокаивал Кузин начальника. — Кто будет проверять все это? Что — другие лучше делают? Посмотрите, вон, в других лабораториях все тихо спокойно. Никто не корячится. Ну подправлю кое-что…
— Да что тут подправлять, Кузин? Это бред какой-то! Не ожидал! Не ожидал я, что вы не справитесь с этой работой! Столько было разговоров, столько обещаний! И вот — результат!
— Да ладно, товарищ командир! — несколько фамильярно проговорил Кузин. — Исправлю. Через неделю представлю улучшенный вариант.
— Что ладно? Я не привык делать халтуру! Мне мое имя слишком дорого, чтобы… Идите, Олег Юрьевич! Не хочу больше говорить на эту тему.
— А аттестация? — с тревогой спросил Кузин.
— Что аттестация?
— Это не скажется на аттестации?
— Как не скажется? Я что, должен написать: «Майор Кузин успешно решает оперативно-служебные задачи»?
— А что, это не так?
— А как вы думаете?
— Если иметь в виду эту работу, — Кузин кивнул на листки, испещренные пометками Орлова, как тетрадь двоечника, — то я сказал, что ее исправлю!
— Что вы говорите! Ее исправить невозможно! Исправить можно только то, что есть, а то, чего нет… Все. Идите! — Андрей Петрович был возбужден до крайности. Он чувствовал: еще немного — и наговорит таких резкостей, которые Кузин может воспринять как оскорбление. Поэтому решил свернуть бесполезный разговор.
Кузин укоризненно посмотрел на Орлова и, ничего больше не сказав, вышел из кабинета. Очень странно, но крайнее раздражение Орлова стало постепенно сменяться чувством жалости к Кузину. Еще несколько минут назад он готов был бросить в лицо этому бездельнику самые обидные слова, а теперь в Андрее Петровиче вдруг возникло ощущение несправедливости, которую он допускает по от ношению к Кузину. «Вот так всегда — как только я сталкиваюсь с наглостью, я почему-то робею. Он-то меня, своего начальника, не жалеет. С меня, как руководителя группы разработчиков, будет самый большой спрос! Он пользуется тем, что я доверил ему самостоятельно работать, не проверив, не убедившись, сможет ли он выполнить работу на должном уровне! А может быть, я предъявляю к нему завышенные требования?» — так размышлял Орлов еще некоторое время после того, как Кузин покинул его кабинет.
Уже вечером, перед окончанием рабочего дня, Кузин, робко постучав в дверь, зашел в кабинет Орлова.
— Андрей Петрович, можно с вами поговорить?
— А мы разве не наговорились сегодня? Ну ладно, слушаю.
— Андрей Петрович, я обещаю, что все исправлю. Но не указывайте этого в аттестации. Если будет плохая запись… Вы же знаете, я поступил в аспирантуру. Мне тогда не защититься.
— Какая «плохая запись»? Объективная, честная, соответствующая действительности!
Кузин опустил голову. Они оба помолчали.
— Товарищ капитан, очень прошу вас! Не ломайте мне судьбу!
— Ну Олег Юрьевич, дорогой, что я могу сделать? Это же не я, а вы за два с половиной месяца, вместо того, чтобы работать, подготовили настоящую халтуру! Что теперь мы, вернее, я, буду докладывать начальнику отдела? Спрос-то теперь с меня!
— Я все понимаю и готов исправить. Буду работать днем и ночью! Все сделаю!
Та страсть, с которой Кузин это произнес, задела Орлова за живое. Он посмотрел на календарь, висящей на стене напротив стола: до контрольного срока представления итоговых материалов оставалось пять дней. В голове у него появилась мысль, которую он сначала отогнал, а потом все больше и больше стал рассматривать как единственный выход из создавшегося положения. Он еще немного помолчал, смотря на сидящего с поникшей головой Кузина, потом, будто сделав над собой усилие, проговорил:
— Ладно, Кузин. Сейчас едем ко мне домой. Я думаю, за ночь успеем кое-что сделать.
Олег Юрьевич будто встрепенулся, посмотрел на Орлова. Было видно, что он не ожидал перемены в решении своего начальника и уже почти смирился с неблагоприятным для себя исходом. Лицо его оживилось. Он даже привстал со стула.
— Андрей Петрович, Андрей Петрович! Спасибо! Век не забуду! Я сейчас сбегаю за пивом…
— Какое пиво? Мы же работать будем!
— Так под пивко же хорошо!
Орлов поморщился.
— Лучше возьмите баночку кофе. На ночь нам потребуется хороший допинг. Идите, встречаемся внизу у лифта.
Всю ночь до самого утра они сидели с Кузиным на маленькой кухне, обложившись грудой документов. Решив работать ночью дома вместе с Кузиным, Орлов пошел, мягко говоря, на нарушение правил работы со служебными документами. Мало того, что их нельзя было выносить с объекта, — везти их в Измайлово, где жил Орлов, через всю Москву в городском транспорте было просто небезопасно. Мало ли что могло случиться! Утрата совершенно секретного документа, а их было в папках, которые они взяли с работы, изрядное количество, влекла за собой уголовную ответственность. Так что, решив помочь Кузину, Андрей взял на себя чрезмерно большую ответственность. Правда, ему было известно, что многие сотрудники КГБ грешат этим — работают дома по выходным с секретными документами, то ли нагоняя упущенное, то ли предпочитая комфортные домашние условия казенной обстановке спецобъекта.
Сколько было выпито чашек кофе в ту ночь, сколько исписано бумаги, исчиркано текста! Некоторые листы стали представлять собой вообще странное зрелище: между зачеркнутых жирной линией строчек, написанных корявым почерком Кузина, появились новые, четко написанные черными чернилами, — Орлов обладал незаурядными каллиграфическими способностями. Часам к шести утра, вконец уставшие от ночного бдения, они выпили по последней чашке кофе.
— Все, Олег Юрьевич, хватит. Я думаю, что мы сделали все, что можно сделать за такой короткий срок. Теперь ваша задача — все быстро перепечатать. Наше машбюро уже не успеет…
— Андрей Петрович, не беспокойтесь. Я сегодня же все организую. Послезавтра текст будет готов! Вы разрешите, я от вас поеду договариваться, а потом на работу?
— Давайте теперь позавтракаем!
Орлов встал и прошел в комнату, где спала Оля с детьми, разбудил ее, попросил приготовить завтрак. Она сладко потянулась, притянула его голову к себе, спросила шепотом:
— Все успели сделать? Какой он противный, этот Олег Юрьевич! Не дал тебе поспать! — И тихо засмеялась. — Ставь чайник. Я быстро.
Привычным движением Андрей поправил свесившееся до пола одеяло спящей на диванчике дочки, заглянул в детскую кроватку, где, свернувшись калачиком, спал Сережка. Орловы жили тесно, умещаясь все в одной комнате. Очередь на квартиру казалась бесконечной, а сама квартира — далекой, несбыточной мечтой.
Двадцать минут восьмого Орлов вместе с Кузиным, неся тяжелые дипломаты и целлофановые пакеты с аккуратно уложенными в них свертками, вышли из подъезда девятиэтажного дома на Сиреневом бульваре. До объекта «Прогноз» им было ехать по меньшей мере полтора часа…
Все это Орлов вспомнил сейчас, когда спустя более двух лет услышал знакомый голос Кузина по телефону и его просьбу срочно встретиться. Как ни хотелось Андрею Петровичу ответить на его просьбу отказом, вежливость все-таки взяла свое — он согласился и назначил встречу в девятнадцать часов. К этому времени сидящий за столом напротив Андрея его коллега, Семен Енокович, должен был уже закончить работу и уйти домой. Дело не в том, что Андрей не хотел вести разговор с Кузиным в присутствии коллеги, тем более что Семен Енокович сам когда-то работал в Исследовательском центре
