предпринимать. Не только я, но и союзники делают ставку на организованное нами подполье. Любой небольшой провал ставит под угрозу все дело.
— Такие распоряжения я уже отдал, — вставил Нолькен. — Будет исполнено, Петр Николаевич.
Барон нажал кнопку звонка. В комнату вошел слуга-болгарин, неся на маленьком подносе серебряные чарки. Не глядя ни на кого из присутствующих, он поставил поднос на стол и бесшумно удалился.
— Итак, господа, по русскому обычаю — за успех вашей миссии, полковник, — сказал Врангель. — Правда, водка пока болгарская, но не беда, скоро выпьем и русской.
Все взяли по чарке.
Единым духом опрокинув водку в широко открытый рот, Врангель провел белой ладонью по усам.
— А вы где служили, полковник?
— В штабе его превосходительства генерала Май-Маевского.
— Царство ему небесное, — сказал, крестясь, Врангель, — бог ему судья! Прекрасный был воин и полководец. Если бы не эта его слабость, — барон постучал длинным полированным ногтем по серебряной чарке, — возможно, поход на Москву завершился бы по-иному.
Нолькен хитро взглянул на барона, словно хотел сказать: «Ну, конечно, теперь пьяница Май- Маевский виноват! А как сами вы, ваше сиятельство, удирали из-под Царицына?»
— Я попрошу вас, полковник, — продолжал Врангель, — передать мой личный привет князю. Скажите Константину Эрастовичу, что по вполне понятным ему причинам мы нигде, даже в переговорах с союзниками, не называли его имени. Но узкий круг знает о его неоценимой деятельности, и, безусловно, в правительстве нового Русского государства он займет достойное место. И еще одно. Предупредите князя, что к англичанам, по моим данным, откуда-то, помимо нас, проникают сведения о действительном положении дел в нашей ростовской организации. Это может нам повредить. Они и так не особенно верят в силы подполья. Хорошо бы выяснить источник.
— Слушаюсь, — кратко ответил Васильковский.
— А теперь, господа, — закончил Врангель, — сядем и помолчим перед дорогой. По русскому обычаю.
15. Знакомые всё лица
Беспокойная и душная июльская ночь наваливалась на Ростов. Зажглись в черном небе холодные, безучастные к земному пеклу, звезды, осела на пожелтевшие листья и траву тонкая летучая пыль.
В небольшой комнате домика на окраине города окна были снаружи закрыты деревянными ставнями, а изнутри вдобавок еще занавешены старыми одеялами. У письменного стола, освещенного керосиновой лампой-«молнией», с абажуром из красной меди, сидел старик с коротко подстриженной щеткой седых волос. Он писал, изредка останавливаясь и вздергивая вверх голову, отчего ярко вспыхивали стекла пенсне на тонком орлином носу старика. Одет он был в легкий полотняный пиджачок и просторные серые брюки. То и другое было тщательно выглажено. На ногах, несмотря на жару, толстые чеченские грубошерстные носки.
Со стороны можно было подумать, что это трудится над дневными ошибками своих учеников строгий, добросовестный холостяк-учитель. Впрочем, и по документам аккуратный старик значился бывшим учителем Константином Ивановичем Кубаревым, проживающим здесь, на окраине Ростова, вместе со своим родственником гражданином Лаухиным.
Перо старика быстро бежало по плотному листу, вырванному из конторской купеческой книги. На переплетение красных и синих линий ложились ровные угловатые строки. Они строились, как солдаты хорошо подобранной команды:
«Ввиду продолжающих поступать сведений о новых формированиях отрядов и частей Армии спасения России и также ввиду недостаточной осведомленности этих частей и слабой между ними связи — сим предлагаю:
1. Все формирования производить с сохранением служебной военной тайны.
2. Всем начальникам отрядов всеми им доступными мерами озаботиться установлением связи друг с другом.
3. Начальники формирующихся и уже готовых к выступлению отрядов сносятся с Ростовским центральным управлением лично или при посредстве для этого назначенных офицеров связи, кои должны быть лично известны начальникам отрядов.
4. Оружие, снаряжение и предметы путевого довольствия в первое время заготавливаются своими средствами и по возможности в местах формирования и расположения отрядов.
5. Моментом и сигналом общей боевой готовности назна…»
Перо остановилось. Несколько секунд оно настороженно висело над строкой. Из передней послышался стук в дверь. Старик не торопясь взял недописанный лист и, открыв в толстой верхней доске стола потайную дверцу, спрятал его.
— Степан, — позвал он сильным, с хрипотцой голосом. В приоткрытую дверь всунулась усатая физиономия. — Пойди посмотри, кто там.
В передней послышалась какая-то возня, приглушенный голос. Старик встал, обнаружив высокий рост, и легко шагнул к стоявшей в той же комнате кровати. Он выхватил из-под подушки вороненый маузер и, сунув его под пиджак, сел на постель. В тот же самый момент дверь открылась и в ней возник полковник Беленков. Он едва стоял на ногах, одежда на нем была изорвана и испачкана землей.
Хозяин комнаты привстал ему навстречу.
— Боже, что с вами, Александр Игнатьевич? — спросил он.
— Только что, — выдохнул Беленков, — убит поручик Милашевский! Ради бога, воды! Мне пришлось бежать…
Старик и усатый Степан молча смотрели на гостя, не двигаясь с мести. Беленков переводил взгляд с одного на другого, силясь понять причину их молчания. Наконец он понял:
— Нет, нет, ваше превосходительство, я никого не привел за собой. Вообще это нелепый случай…
Тогда первым двинулся с места хозяин комнаты, он подошел к столу, придвинул стул для Беленкова и потом сел сам.
— Дай воды, Степан, — сказал он. — Докладывайте, полковник.
Беленков жадно выпил ковш теплой, не успевшей остыть после дневной жары воды.
— Убили Милашевского, — повторил он, — тело бросили в воду на моих глазах. Мне чудом удалось спастись.
— Нельзя ли по порядку? Кто убил? Зачем вы здесь?
Беленков снова отхлебнул из ковша.
— Убили бандиты. Нас пытались ограбить здесь, недалеко, на берегу Дона. Под вечер мы встретились там с поручиком. Он должен был передать мне ваш приказ для Назарова… Разговор у нас затянулся. Поручик сетовал на ваши финансовые затруднения.
— Я его на это не уполномочивал, — сказал старик.
— Поверьте мне, Константин Эрастович, я так и подумал… Мы заспорили… и вот…
Беленков снова потянулся к ковшу.
— Их было человек восемь или десять, — продолжал полковник, — сначала они потребовали у нас деньги, потом сорвали с меня пиджак. Милашевский стал сопротивляться. Меня свалили на землю, я отполз в кусты. Было уже темно, и я не видел, что там происходит. Слышал только удары. Потом кто-то сказал: «Ну, этот готов!» Я слышал, как они бросили тело в воду… Боже мой!.. — Полковник закрыл лицо грязной рукой.
