около 20 тонн,[160] над которыми так любят глумиться Резун и его последователи? Да и тех в составе наступающей немецкой армии насчитывалась отнюдь не тысяча. На 10 мая 1940 года на Западном фронте их имелось всего лишь 278 штук. Плюс 349 средних танков Т-Ill. Остальные — лёгкие Т-1 (523 шт.) и Т-11 (955 шт.), да трофейные чехословацкие 35(t) (106 шт.) и 38(t) (228 шт.).[161]
Как справедливо отметил участник тех событий французский генерал Ф. Гамбьез:
«Французское поражение в 1940 г. было событием необычайным. Мы знаем теперь, что в общем соотношении сил франко-британские войска имели преимущество в танках и артиллерии, а их слабость в авиации была не такой, чтобы можно было предугадать столь быстрый разгром».[162]
Ещё показательней ситуация с Бельгией и Голландией. Поддержанная несколькими французскими дивизиями, 350-тысячная голландская армия капитулировала перед численно равными силами вермахта, потеряв всего 6,2 тыс. человек убитыми. Бельгия, поставив под ружьё почти 600 тыс. человек, также поддержанная лучшими французскими дивизиями и британской экспедиционной армией, сдалась, потеряв 9,3 тыс. убитыми.[163]
Приходится признать, что в начальный период 2-й мировой войны другие противники Германии воевали с немецкими войсками куда хуже, чем Красная Армия.
Но может быть, подобное поведение допустимо для других держав, но абсолютно несвойственно русской армии? Так, автор недавно вышедшей в серии «Жизнь замечательных людей» биографии трижды Героя Советского Союза А. И. Покрышкина, процитировав приведённое мною выше предсказание Солоневича, многозначительно добавляет:
«Этот прогноз не сбылся, но всё же масштабы измен и количество сдавшихся в плен — небывалые в российской истории…»[164]
Увы, в русской истории данное событие отнюдь не уникально. Чтобы не погружаться в глубь веков, вспомним позорные поражения царской армии в начале XX века.
Русско-японская война. Втрое уступавшая Российской Империи по численности населения Япония всего лишь несколько десятилетий назад вышла из феодальной самоизоляции, едва ли не чудом избежав участи стать колонией или полуколонией великих держав. Тем неожиданней исход военного противоборства.
Конечно, весомую негативную роль сыграли недооценка противника, удалённость театра военных действий от европейской части России, низкая пропускная способность железнодорожной сети. Однако собранных в Маньчжурии русских сил было вполне достаточно, чтобы если не выиграть войну, то хотя бы свести её «вничью».
6(19) февраля — 25 февраля (10 марта) 1905 года состоялось Мукденское сражение. Русские войска насчитывали свыше 300 тыс. штыков, 16 тыс. сабель и до 8 тыс. сапёров, 1219 полевых и 256 тяжёлых орудий, 56 пулемётов.[165] Численность японцев достигала 335 тыс. человек, их войска имели на вооружении 892 полевых и 170 тяжёлых орудий и до 200 пулемётов.[166] Силы противников были примерно равны. Несмотря на это, русская армия потерпела сокрушительное поражение. Было убито 8,4 тыс. солдат и офицеров, ранено 51 тыс., попало в плен 21 тыс. и более 8 тыс. пропало без вести. Японские потери убитыми, ранеными и пропавшими без вести составили, согласно иностранным источникам, 67,5 тыс. человек, сами японцы определяют свои потери в открытой печати в 41 тыс. человек.[167]
Таким образом, количество пленных и пропавших без вести более чем втрое превосходит число убитых. Следует отметить ещё один нелицеприятный момент. В предшествующих боях на Маньчжурском театре военных действий из 3630 военнослужащих русской армии, захваченных японцами, 1976 попали в плен ранеными. В Мукденском же сражении из 21 100 русских пленных лишь 2537 были ранены, остальные сдались в японский плен невредимыми.[168]
Мало того, русская армия обратилась в паническое бегство. Вот что докладывал об этом Николаю II генерал от инфантерии Н. П. Линевич, назначенный после сражения главнокомандующим на место смещённого генерала А. Н. Куропаткина:
«…к крайнему прискорбию, во время паники, происходившей у Мукдена, потоком потекло из армии в тыл на север частью с обозами, а частью просто поодиночке и даже группами около шестидесяти тысяч нижних чинов, из числа которых было множество задержано в Телине и на других станциях. Но, несомненно, множество ушло ещё далее к Харбину… Несомненно, что некоторая часть нижних чинов прошло и далее Харбина… Уходящие из армии в тыл нижние чины говорят, что они уходят потому, что воевать не могут».[169]
К счастью, у японской армии не было маневренных соединений, чтобы завершить окружение в панике бегущих русских войск. Время танковых дивизий наступит лишь тридцать лет спустя.
Сами же японцы сдавались в плен крайне неохотно. Японских пленных считали буквально на единицы:
«За каждого пленного японского солдата было обещано платить взявшему в плен 100, а за офицера 300 руб. Но количество пленных оставалось ничтожным, и все они или отказывались что-либо сообщить, или давали неверные сведения».[170]
Всего в ходе войны в японском плену оказалось 74 тыс. русских военнослужащих,[171] в то время как японцев в русском плену — чуть больше 2 тысяч.[172]
В результате постоянных поражений моральный дух русских войск сильно упал. К концу войны, во время стояния на Сыпингайских позициях действующая русская армия в Маньчжурии насчитывала около 800 тыс. человек, превосходя японцев почти вдвое,[173] однако даже не пыталась наступать.
В отличие от 2-й мировой войны, в 1-ю мировую Восточный фронт был для Германии второстепенным. Несмотря на это русские войска неоднократно терпели тяжёлые поражения.
«В письме неизвестного от того же дня [3 ноября 1914 года. — И. П.]: «Я поднялся из окопа, и моим глазам представилась невероятная картина: роты справа и слева, поднявши белые флаги, сдаются немцам. Нечто невероятное! Из другого полка, сидящего рядом с нами, также попало в плен 8 рот».
Из письма служащего в 5-м Сибир. мортирном дивизионе на имя H.H. Ч.:
