— А то!
— Можно я пущу?
Генька разрешил. И снова вездеход понесся по улице, и вслед за ним рядом бежали оба мальчика.
— Что, нравится? Я еще ракетный автомобиль мастерю. Только… — Генька чуть не выболтал, что тот почему-то упорно не желает двигаться.
— А резина откуда?
— Резины у меня — завались. Надо?
— Хорошо бы, — тихо сказал мальчишка.
— Пошли, покажу.
И Тиша покорно зашагал рядом с Генькой, поминутно поправляя валенки и поглядывая на Геньку снизу вверх большими грустными глазами.
«Как у нашей Чернухи», — подумал Генька. В прошлом году он гостил летом в деревне у бабушки, и у нее была корова Чернуха с большими выпуклыми, очень добрыми и всегда печальными глазами.
Генька снова поглядел на Тишу: да, очень похоже.
Он повел нового знакомого через всю Петроградскую сторону к себе на Мойку. Возле их дома какая- то артель выбрасывала на задний двор отходы резины, и сюда, как мухи на мед, слетались ребята.
Выбрав из кучи самую длинную полосу, Генька протянул ее Тише:
— На. Может, еще?
— Будет! Я лодку сработаю. С винтом, — мечтательно сказал Тиша.
— Лодка — что! — пренебрежительно пожал плечами Генька. — Лучше глиссер. Или катер с подводными крыльями. Как сормовские. Видел в «Хронике»?
— Нет, я в кино не хожу.
— Совсем?
— Совсем…
Генька свистнул.
— Чего так?
Тиша помолчал, а потом нехотя процедил:
— Батька монет не дает. И вообще… не велит…
Увидев, что Тиша насупился, Генька прекратил расспросы и предложил:
— Хочешь, пойдем в «Хронику»?
— Так не на что же!
— Ничего! Проведу. Со мной не пропадешь.
Билетерша в «Хронике» оказалась Генькиной соседкой, и, когда в зал хлынула толпа зрителей, ребята уже занимали самые лучшие места у прохода. Они просмотрели программу три раза подряд, и каждый раз, когда на экране появлялись белоснежные суда, летевшие, словно стрелы, над Волгой, Тиша не отрывал от них восторженного взгляда. Вообще в «Хронике» ему очень понравилось, и Генька пообещал водить его на все новые программы.
Ребята вышли из кино на шумный проспект, и только тут Тиша спохватился:
— Побегу живее. Батька заругается… И уроки…
— Да… Жаль, что поздно… Хотел я тебе еще одну штуку показать. Приходи завтра после школы. Ладно?
— Ага! — и Тиша два раза повторил вслух адрес своего нового приятеля.
За обедом Генька, немного помявшись, сказал:
— Пап, можно твою находку одному пареньку показать? Он к нам придет…
— Так копию покажи.
— Нет, пусть он настоящие рокотовские листки увидит. Вынь из «сейфа», ладно? И еще — когда он придет, мы в кабинете будем, а ты постарайся не заходить.
— Таинственность-то какая! — рассмеялся Башмаков-старший. — Опять детективов начитался?!
Тиша пришел под вечер. Генька подождал, пока он разделся и аккуратно отряхнул свои огромные валенки, а затем потащил его в отцовский «кабинет».
В комнате было полутемно, небольшая лампа стояла на письменном столе, да уличный фонарь, качавшийся за окном, время от времени смутно освещал отдаленные углы кабинета. Как раз когда мальчики входили в комнату, луч света упал на стеллаж и выхватил из темноты стоявший там доисторический череп.
Тиша вздрогнул, насупился и, глядя исподлобья, спросил:
— Вы что — тоже из нашинских?
— Из каких — из ваших?
Тиша долго хмуро оглядывал нового знакомого. Потом пробормотал:
— Ну ладно, это я так… А череп на кой?
Генька объяснил, чем занимается отец. Тиша слушал недоверчиво, но потом, увидев древний кинжал, каменные топоры, заинтересовался и уже сам попросил показать еще что-нибудь. Генька взял со стола приготовленный заранее футляр, рассказал о записках Рокотова.
— Ух, ты! Ровно в книжке! — прошептал Тиша. — Дай-ка гляну.
Он читал медленно, с трудом разбирая незнакомый почерк. И вдруг вздрогнул. Взглянул на Геньку, еще раз перечитал рокотовскую запись, нагнулся пониже над столом и, словно не веря себе, повторил вслух поразившую его строчку:
— «Где же все-таки Егор Чурилов? Говорят, он ушел в Вифлеем грехи замаливать».
От волнения Тиша не мог больше читать и застыл на стуле. Генька неожиданно хлопнул его по плечу:
— Узнал знакомого?
— Ты о чем? — пробормотал Тиша, понемногу приходя в себя.
— Не притворяйся! Видел я тебя на кладбище возле чуриловской могилы. Когда распинался этот толстый…
— Кузьма-апостол, — прошептал Тиша.
— Он все Егора нахваливал, а ты в стороне стоял, возле нашего куста, и ругался. Небось думал, никто не слышит. Вот я за тобой и пошел. Ясно? Мы с тобой и с твоим отцом на Холмовской в одном трамвае ехали…
— А чего ты за нами увязался? — Тиша насупился, лицо его покрылось пятнами. — Шпионишь?
— Да ведь я…
— Вижу, вижу, кто ты! — Тиша выскочил из-за стола. — Давеча подслушал, а ноне к себе заманил, думал — я зараз все выболтаю. Шиш! — и, выбежав в прихожую, он схватил в охапку свой ватник и ушанку. Щелкнул замок, хлопнула дверь.
…Генька был так огорчен неудачей, прямо места себе не находил. Ведь он хотел всё сделать втайне, чтобы хоть раз утереть нос Витьке. Пусть Витька и башковитый, никто не спорит, а доказать бы, что и он, Генька, тоже не лыком шит.
И вот — здрасьте — все сорвалось. А тут еще Оля и Витя пристали: куда он исчез с кладбища?
— Это пока тайна, — сердито объявил Генька.
Наступил Новый год. В первый же день января Алексей Иванович вылетел в Читу. У него там были дела в местном музее. А главное, надо все подготовить к весенним раскопкам.
Начались каникулы. Оля уехала к тетке, за город. Витя целыми днями возился с сестренкой. Генька, как и все ребята, бегал на коньках, три раза побывал на елке (в Доме пионеров, в цирке и у мамы на
