Стихотворения. Книга стихов

Вполприщура
Веера.

Кто заснул, кто не заснул —
Фонари потели светом,
Фитили шептались с ветром:
— Месяц, месяц...
— На блесну.

А потом наступил
Четвёртый час —
Самый страшный,
Знающий всё о нас.
И младенцы плакали,
Матери их кормили.
И тюремщики плакали:
Их ни за что корили.
И часы на башнях
Захлебнулись на третьем «бом»:
Поделом умирающим
И рождающим — поделом.

Отошла ночная стража,
Отмолили спящих граждан
В отдалённом
Монастыре.
Спят убийцы и старушки,
Спят усталые игрушки,
Спят гравюры
Доре.

Вот и птичий час плеснул
Вхолостую по карнизам.
Чей-то голос:
— Эй вы, снизу!
Только город мой уснул.
Неповинный в рыжих крышах,
Драных кошках, гриппах, грыжах,
Грешный в том — не помню в чём,
В кружевах седьмого пота,
В башнях дедовской работы,
Искушённый,
Что почём.

Застеклённый от тревог,
Пиво пивший, брашна евший,
Трижды начисто сгоревший —
Он себя не превозмог.

Вот и спит,
А уже пора.
Транспаранты и прапора —
В тряпки выхлестаны,
И фитили
Просят гибели: утоли!
Кто там смотрит:
Стоит ли утру быть?
Литься ль облаку,
Чтобы птицам пить?
Пусто глазу в кровлях —
Сто снов окрест,
И никто не крестится
На уцелевший крест.

Только мокрой мостовою,
Только кровлей листовою —
Ангел ветра
Да ангел зари.
Да в засаленной одёжке
Наш фонарщик тушит плошки
И последние
Фонари.

«Открываю старую книгу...»

Открываю старую книгу
И читаю никому не нужные вещи.
Никому, кроме, может быть, ненормальных,
У кого болит то, чего нет,
Справедливо называемых психами.
Это в нашем веке было такое ругательство.
В очередях.
Открываю, а они уже теснятся:
Все невидимые глазу тени,
Что ведут бессонницу в поводу. А бессонница
Хочет пить.