Раз пора облака загонять и доить,В кабаках откупоривать вина,Пани — утренний грим на вечерний сменить —Наступает szara godzina.[2]Но трёхцветные кошки, как флаги, царят,Но парят витражи леденцами,Но неоновых трубок цыганский парадВ ритме пульса мерцает.О, я вижу тебя — как глаза ни закрой —Ты стоишь, негасима...Над отчизной моей —Первой или второй? —Наступает szara godzina.Но пройду я по улицам сквозь патрули,Ветром Гданьська ночного.Как израненный пёс,Сердце молча болит:Знать бы нужное слово!Знать бы польское слово — не может не быть —Что дарует свободу!На остатке дыханья — все песни забыть —За высокую оду!Чтобы всё — в твой костёр,В твой костёл, в твой прибойЦвета пепла и мела...Кровь на стыках, как поезд, грохочет тобой:Nie zqinela![3]1982 Киев
Перед этапом
«Из незнакомого окна...»
Из незнакомого окнаСкупой огонь дрожит и льётсяДа отражённая лунаПлывёт, как яблоко в колодце.И всё.Ни пса и ни звезды.Минуты капают, но мимо...Как сердце, падают плоды,Но дрожь земли неощутима.Кем нам назначен этот час —Души немое предстоянье?Себе ли ищем оправданья?Виним ли время, горячась?Без слов тоскуем ли по дальним?И ловим зов, хоть не слышныНи голоса, ни звук кандальный.Но посредине тишиныВозможно ль этот зов опальныйЗа отпущение виныПринять?1982 ночью перед арестом, село Лышня
«Молоко на строке не обсохло...»
Молоко на строке не обсохло,А отчизна уже поняла,И по нас уже плакали ВОХРы,И бумаги вшивали в дела.Мы дышали стихами свободы,Мы друзьям оставались верны,Нас крестили холодные водыОтвергающей Бога страны.А суды громыхали сроками,А холопы вершили приказ —Поскорее прикрыть медякамиПреступление поднятых глаз.Убиенны ли, проданы ль братьями —Покидаем свои города —Кто в безвестность, а кто в хрестоматию —Так ли важно, который куда?Сколько выдержат смертные узы,На какой перетрутся строке?Оборванка российская муза,Не умеет гадать по руке.Лишь печалится: ай, молодые!