«Человек со свёрнутым в трубку ковром...»

Человек со свёрнутым в трубку ковром Куда-то шагает вечером. Вот сейчас он скроется за поворот — И уйдёт, никем не замеченный. И никто не узнает, что там на ковре — Птицы или олени. И откуда он взялся на нашем дворе, Где матери — в окнах, а дети — в игре, Где старушки в кивающем серебре Держат памятью три поколенья? Во дворе, где знают по именам — Кто убит, кто жив, кто уехал, И кого зовёт из чьего окна Надтреснутая Пьеха! Мимо стука костяшек за стёртым столом И доцентова автомобиля — Он проходит, неся на плече рулон С чуть заметным запахом пыли. Может, он на этом ковре живёт, И, найдя подходящее место, По-хозяйски велит: — Расстелись, ковёр! — Предварив заклятьем уместным. И ковёр развернётся со всем, что на нём: С этажеркой и клавесином, И с продавленным креслом, И лампой с огнём, И с играющим в кубики сыном. А быть может, ковёр обучен летать — И тогда, завершая прогулку, Он шарахнется вверх, не оставя следа, Из пустынного переулка. И блаженно расправит упругий квадрат, С южным ветром знакомый коротко! А хозяин будет курить до утра, Наблюдая мерцанье города. А потом потеряется в синеве, Обронив невнятное слово... Чудак-человек, Чужак-человек, Чего и ждать от такого! 1985 ЖХ-385/3-4, Мордовия

«Ну не то чтобы страшно...»

Ну не то чтобы страшно, А всё же не по себе. И обидно: вдруг сына родить уже не успею. Потому что сердце сдаёт, и руки слабеют — Я держусь, Но они, проклятые, всё слабей! Я могла бы детские книжки писать, И я лошадей любила, И любила сидеть на загривке своей скалы, И умела, в море входя, рассчитывать силы, А когда рассчитывать не на что — Всё же как-то доплыть. Я ещё летала во сне, и мороз по коже Проходил от мысли, что скоро и мне пора. Но уже прозвучало: «Если не я, то кто же?» Так давно прозвучало — Мне было не выбирать! Потому что стыдно весь век за чаями спорить, Потому что погибли лучшие всей земли! Помолитесь, отец Александр, за ушедших в море, И ещё за землю, С которой они ушли. 1985 ЖХ-385/6 ШИЗО, Мордовия

«Где-то маятник ходит, и плачет негромко кукушка...»

Где-то маятник ходит, и плачет негромко кукушка, Что считать ей часы, а не долгие годы для нас. И в оставленном доме всё с той же заботой старушка Закрывает по-прежнему ставни в положенный час. Где-то в сумерках лампа горит, шевелится вязанье, И хранятся нечастые письма, и ждут новостей. А она, как обычно, печалясь одними глазами, Без нужды поправляет портреты подросших детей.
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату