Мы ничего не сказали в ответ, все было так понятно, но Олешу мучило что-то еще. Он опять помолчал, допил кофе.
— Как вы думаете, молодые люди, кто лучше пишет, я или Катаев?
Я ответил честно — так думал тогда, так же думаю и сегодня, хоть я считаю Катаева замечательным художником, выдающимся пластиком слова:
— Конечно, вы, Юрий Карлович.
Мой приятель стал что-то говорить о роли Олеши в русской прозе. Я помню, что мелькало малопонятное слово «имажизм». Олеша остановил его, он сделал какое-то неясное движение рукой, обозначающее знак внимания. Тишина надвинулась на наш столик. Сдержанно гудело кафе в этот непоздний час.
— Да, я лучший писатель, — сказал Олеша, — но у Катаева демон сильнее.
И это я слышал собственными ушами.
Т. Венцлова, П. Моркусу, В. Чапайтису, а также памяти А. А. Штейнберга
Христос воскресе из мертвых, Смертию смерть поправ И сущим во гробе живот даровав. Православный молитвослов В будущем году в Ершалаиме!
Еврейское пасхальное присловие К чему, скажите мне, хранительная стража? — Или распятие казенная поклажа, И вел боитесь воров или мышей? — Иль мните важности придать царю царей? А. С. Пушкин Командировку выписали утром, билет на понедельник. Значит, нынче гуляй от пуза. Плюнем на дела. Не ранее восьмого часа я заехал к Зисканду. Огромная овчарка по прозвищу Руслан — добрейший зверь — толкнула меня грудью в коридоре, едва не сбила с ног. Пардон, Руслан. Добрейший зверь, умерь свои порывы. Четыре кошки вышли за Русланом. Одна из них нубийская, она родоначальница в Москве нубийских кошек, ей сорок лет, и все еще жива. На то она нубийская. А Зисканд был рад визиту моему. Он, Зисканд, умнейший человек, громадный тип. Лет семьдесят, к тому же переводчик поэзии и прозы и чего угодно, и поэт отменный, книг не издававший. А жизнь сложилась странно, он дружил с Багрицким, Маяковским, Мандельштамом, переводил стихи, потом сидел, сидел и воевал… Полковник, комендант Софии, какие-то трофейные дела с валютой, драгоценностями… Он снова на десяток лет садится, выходит снова подбирать катрены, терцины, триолеты и октавы для «Ила» и «Гослита». И еще он был женат на девочке Агафье, на сорок ровно старше был ее. И, я клянусь, из мне известных браков Зиновий Зисканд и его Агафья составили весьма счастливый брак. Что было главное в Зиновии? Не знаю. Но жизнь хотел бы я прожить, как он, не в лагерях и не в Багрицком дело, не в орденах, не в переводах даже… И вот я за столом. И, Боже мой, что происходит — я не понимаю. Гостей четыре человека, пятый я, хозяева уселись на подушки, разложенные на корявых стульях. Хрен, редька на столе, и Зисканд сам их называет почему-то «морер», а рядом на тарелке смесь корицы с толченым сахаром — Агафья говорит, что это «хоросес», — впервые слышу; оказывается, это символ той глины, что евреи размесили в Египте некогда. Нас семеро, но на столе восьмой до половины налит стакан. Агафья говорит, что это для пророка Илии. И дверь открыта,