Москва — Волга. Многотиражная газета, редактируемая Сулейманом Азимовым, писала о его опыте: «Тов. Бочко изготовил себе хорошую тачку, приготовил 3 лопаты и 20 погонных метров катальных досок. Грунт он насыпает в тачку и сразу отвозит его на дамбу, тогда как другие сперва выбрасывают грунт кетменями, а потом загружают им тачку».
Только свободный труд, только труд на себя рождает творчество. Вот что, а не только миллионы вынутых кубометров, видится в работе строителей канала. Вот что учитывал Юсупов, когда целеустремленно отстаивал свою идею о его строительстве. Он знал, что, если понадобится, люди будут работать по пояс в воде, нырять, соперничая в выдержке с искателями жемчуга, чтобы закрепить на дне опоры свай. И они делали это, как нечто само собой разумеющееся.
Сорок лет отдал делу орошения среднеазиатских пустынь инженер Клавдий Никанорович Синявский. На Большом Ферганском канале он вызвался руководить пятым участком, одним из самых трудных из-за сложного рельефа местности. Были дни, особенно вначале, когда душу старого инженера, привыкшего доверять строгим справочникам и расчетам, мучили сомнения: успеем ли, сумеем ли? Впоследствии, уже в Ташкенте, за вечерним чаем с дивным айвовым вареньем, рассказывая родным о канале, он признавался, подтрунивай под собой, что вдруг почувствовал себя тем самым подгулявшим телеграфистом, который самоуверенно выходит на арену цирка, чтобы на глазах у обожаемых барышень поднять гирю, весящую больше, нежели он сам.
На самом же деле все было сложней. Не минутного конфуза страшился Клавдий Никанорович. Больно было окончить карьеру поражением, но еще горше становилось при мысли, что из-за его самоуверенности ли, инженерной несостоятельности ли разочарование постигнет всех этих смуглых колхозников, чьи глаза горели такой верой в возможность того, что казалось Синявскому, как он ни возражал себе, почти недостижимым. Почти.
На третий день работы Клавдия Никаноровича ждал первый сюрприз: к нему на участок прибыл сын, Георгий, доцент кафедры механизации. Взял отпуск и приехал руководить тракторными работами. Кстати, на трассе были и механизмы: тракторы, экскаваторы, грузовики. Их было немного, но каждая машина, включая старенькие экскаваторы «Рустон-Бисайрос», показывала рекорды производительности, о которых и не подозревали ее создатели. Но люди, люди… Клавдий Никанорович порой не верил глазам, не сводки читая — глядя на то, как возникает русло, растут дамбы.
Строители делали невозможное, делали то, что не должны были делать, и все это — с удовольствием, с радостью, с тем завидным подъемом, тепло от которого остается в душе до старости, согревая ее сознанном, что жил ты на свете не зря.
Для строительства Яз-Яванского сооружения нужно было подвезти гравий, а транспорта не было. Тогда прораб Туркин, как говорят в подобных случаях — обыкновенный сметливый человек, сколотил с колхозниками примитивные плоскодонные баржи. Когда их нагрузили гравием, они осели в воду почти по края бортов. На передней барже стоял сам Туркин, давая указания не хуже заправского капитана. Это дало повод острякам присвоить ему звание «адмирала Яз-Яванской флотилии». Туркин снес и насмешки, и злые пророчества («Вот увидите: на дно пойдет вся эта армада»). Гравии был доставлен к мосту назначения.
Как тут не вспомнить о грянувшей вскоре войне, в которой равным оружием были и легендарные «катюши», и неисчерпаемая народная сметка. Один лишь факт: если бы простые солдаты не придумали похожие на лыжи «мокроступы» из ивовых прутьев, вряд ли так успешно была бы осуществлена знаменитая операция «Багратион», в конечном результате которой советские войска вышли по болотам к границам гитлеровской Германии.
Естественно, на Большом Ферганском канале еще ярче проявляли изобретательность те, кому это самим богом велено: инженеры, изыскатели.
От Нарына до Карадарьи трасса проходит через четыре перепада и понижается на 18 метров. Едва начали сооружать перепады, как возникла, впрочем, давно предвиденная угроза, что падающий с большой силой поток будет размывать стенки канала. Буквально на ходу инженер В. Поярков спроектировал коническую наклонную стенку, чтобы гасить энергию падения, а инженер А. Тюленев предложил остроумную конструкцию так называемых консольных перепадов: поток пропускается сквозь отверстия в дне лотка и расщепляется на множество струй. Он обрушивается вниз, как обильный дождь. Помимо того, что исчезла опасность для стенок отводного канала, новый тип консолей позволил сократить длину лотков и глубину заложения опор, а значит — вдвое уменьшить расходы.
Ферганский канал был большой школой. Мастерству бетонщиков и арматурщиков колхозники учились здесь у рабочих, которых прислал текстильный комбинат и другие предприятия Ташкента.
Не нужно думать, однако, что канал был лишь парадом доблести и добродетелей. Самодеятельности недостает знаний и мастерства, свойственных профессионализму, а помимо этого, у смекалки имеется оборотная сторона: то, что по-русски определяется как надежда на «авось да небось».
Августовское утро казалось мглистым от рано наступившего зноя. Юсупов, тяжко дышащий, в белой рубашке с короткими рукавами и полотняной фуражке, объезжал вместе с Коржавиным участок за участком и мрачнел все более и более, слушая доклады инженеров:
— Дамба поставлена на неподготовленное основание: нижний слой не очищен, не разрыхлен.
— Между дамбой и грунтом оставлена прослойка. Туда может просочиться вода.
Начальники участков не оправдывались — просили о сочувствии:
— Ну что с ними поделаешь? Хороший грунт снесли в отвал, а в дамбу насыпали песок.
— Что там… У меня на участке деревья в дамбе оставили. Вот такие! Ей-богу!
— Разве за всеми уследишь?
На десятом и двадцать втором участках дамбы не были утрамбованы как следует. Коржавин наметанным глазом сразу определил причину:
— Утрамбовывают сразу толстый слой, к тому же не поливают.
Дамбы, дамбы…
Юсупов был в ярости и досаде.
— Кому такой канал нужен будет, а? Вся вода сразу по степи разольется. Зачем копаем, зачем силу тратим?
В семнадцать часов, когда свирепое солнце, казалось, плавило песок, Юсупов созвал экстренное совещание начальников участков. Коржавин, показывая нарисованные от руки схемы, обстоятельно говорил о технологии с учетом специфики каждого из участков. Дал себе право и на эмоции:
— Потемкинская деревня нам не нужна. Канал должен работать.
— Так! — Юсупов кивнул головой. На загорелом лице за все время не мелькнуло и тени улыбки. Встал, и каждому показалось, что все упреки — только ему одному. — Создать инструкторские группы, — сказал Юсупов. — Задача: довести до каждого строители правила укладки дамб. Это еще не все. Объяснить, чтоб любой понял, почему это дело такое важное. Сам буду спрашивать у колхозников, у одного, у другого. Чтоб все до одного знали, понимали. Ясно? — Помолчал. Отпил глоток зеленого чая. Добавил уже мягче: — А то мы одной рукой строим, другой ломаем. Не годится так.
Грешны были и проектировщики. Оказалось, что южнее Коканда при переносе трассы на натуру была допущена грубая ошибка. Несколько километров колхозники прорыли зря. Остановили людей, решили отправиться к самому Юсупову. Повинились, хотели было сослаться на спешку: он-то сам задал эти сроки… Юсупов все понял, прервал объяснение:
— Не без того… Конкретные виновники, конечно, есть, но наказывать никого не будем. Исправить ошибку.
— Уже все сделано. Трасса проложена как следует.
— Тогда действуйте дальше.
В сумерках, когда окончились работы, снова двинулся вдоль трассы.
У Эйзенштейна — он собирался ставить фильм о Большом Ферганском канале — не зря родилось сравнение с тимуровскими походами: на десятки километров в степи — цепочка огней. Приближаешься — и видишь: пекари хлопочут у слепленных из глины сводчатых тандыров; ошпазы-повара сосредоточенно моют котлы после ужина, просеивают рис (с древности — лучшая основа еды: горсть риса, сваренного в жире, обеспечивает землекопа жизненной силой на день); бойкий (сам в изрядной щетине) парикмахер, худощавый бухарский еврей, сыплет прибаутками и ловко бреет голову молчаливому гиганту, глядящему в
