не буду защищаться. Вы же можете...
- Это лишнее, - роняет он. - Идите, Поттер. Искусству блефа вам ещё учиться и учиться. Уверен, вы уже передумали увольняться, а я не стану от вас этого требовать. Теперь вам не мешает угроза разоблачения с моей стороны, вы наконец-то сделали хоть что-то разумное, и, к досаде Шеклболта, мы вполне можем ужиться. Во всех смыслах. Если вы, конечно, прекратите применять ко мне методы Дамблдора.
Мерлин мой, как же дышать-то, а?
Я самонадеянно ошибся, я идиот, я сам себе придумал трещины в его защите и незастёгнутые пуговицы - для меня.
Он сказал, что впустил меня в свою жизнь, но дальше порога и думать не смей, Поттер, верно? Мне не нужно - так. Я устал - так. За что он меня наказывает сейчас? За то, что сам проявил слабость, позвал - мантией этой чёртовой зелёной, и ждал от меня совсем другого, и ошибся? За правду, которой не желал?
Встаю, пережидаю темноту и мельтешение светящихся мошек в глазах, злость ушла, обида испарилась, осталось только ощущение безнадёжности, подташнивает, будто я выкурил две пачки сразу, но это ещё впереди.
- Да, мне нужно больше, - говорю я, не глядя в его сторону. - Это что, преступление? Чёрт вас возьми, как мало вы себя любите сами, если не допускаете, что вас можно любить просто так, без цели, потому что это - вы. Легче лёгкого убедиться, что я не лгу и не блефую, один взмах палочкой, одно слово. Но вам это не нужно. Вам было бы удобнее, если бы я молчал и дальше. Обо всём. Простите, сэр. До меня туго доходит, вы же знаете. Но уже дошло. Точно, дошло.
Я несу эту ахинею, не ему, ему не нужно, я себе, я цепляюсь за свой голос, ведь пока человек говорит, он вроде бы жив. Цепляюсь и иду к двери, она далеко, давай, Гарри, одна нога, другая, уйти отсюда, это сейчас главное дело, и совсем не готов услышать:
- Поттер.
Мерлин мой, что же ещё?
Оборачиваюсь.
- Легилименс!
Он неспешно сдирает с моего рассудка слои. Он препарирует и рассматривает, отбрасывает и берёт новые. Меня корчит от всего, что я помню и чувствую, выворачивает наизнанку, оно теперь не размыто временем, выжимка, дьявольский экстракт, всё, сразу, больно. Я сам об этом просил. Он продвигается осторожно, вряд ли из боязни навредить, скорее, ждёт, что я опомнюсь и кинусь подымать хоть какие-то щиты. Или просто наслаждается процессом. Я люблю чудовище. Эта мысль как выключатель. Больше ничего нет. Я умер.
Прихожу в себя, как ни странно, на ногах. Стою, таращусь в дальнюю стену через чужое плечо, дышу в белую ткань рубашки, морщусь от противной дрожи в ногах, колени как кисель. Спустя много вдохов понимаю, почему стою - Снейп меня держит. Держит так, как когда-то в классе, во время первого моего выброса, когда впервые назвал меня - по имени, свои прикосновения - магией. И слова, другие, но от них почему-то пахнет полынью:
- Какой дурак... маленький глупый гриффиндорец...
Я выжат, пуст, упаковка от Гарри Поттера, можно выбросить. Пытаюсь отстраниться, совсем как он тогда, но ничего не выходит, он не спешит выбрасывать, держит.
- Отпустите меня, пожалуйста, - я даже могу говорить, надо же...
- Куда-то собрался? - спрашивает он тихо.
- Придумать, что сказать завтра МакГонагалл... уложить вещи, отправить Кингсли последнюю сову... у меня много дел, сэр. Если вы, конечно, не хотите убить меня за всё, что я сделал и сказал. Тогда дела отпадают.
- Отпадают, - говорит Снейп, его руки жгут даже через одежду, он там, кажется, усмехается, прижимает к себе сильнее и добавляет: - Пойдём спать, Хэрри. Поздно.
Спать. Я долго не могу понять, что же он всё-таки сказал, послушно переставляю ноги, и осознаю, что - только когда Снейп уже открывает передо мной дверь своей спальни и мягко подталкивает в темноту, разбавленную тёплыми всполохами из камина. Торможу на пороге, оглядываюсь на него, я ещё помню, что должен был уйти, я готов только к этому, мне дико понимать другой исход.
- В чём дело? - резкие нотки заставляют меня вздрогнуть. - Поттер, я сказал - просто спать. Не бойтесь.
Не бойтесь. Это забавно, Северус, это охренеть как забавно - предположить, что мне станет страшно именно теперь.
Я действительно смеюсь, смеюсь долго, взахлёб, но Снейпу почему-то не смешно, он хмурится, этого я тоже уже не боюсь, меня просто трясёт, сгибает от хохота, ему, наверное, очень трудно волочь такого меня.
- Мерлин... Да стой же спокойно, - шипит он, с трудом снимая с меня одежду, и это тоже смешно, когда он такой по-ненастоящему сердитый, воюет с пряжкой ремня и моей истерикой одновременно - каким-то очень дальним краем разума я понимаю, как выглядит мой смех, но остановиться не могу, даже забираясь под одеяло, и начинаю успокаиваться только когда Снейп вливает мне в рот вязкую горько-кислую дрянь, ложится не раздеваясь, поверх одеяла, почти накрывает меня собой, молча прижимает к жёсткой кровати, вздрагивает одновременно со мной от последних моих смешков-всхлипов, или это я слишком сильно хватаюсь за него, я, оказывается, и правда хватаюсь. Его лицо белеет рядом, размывается, тонет в темноте, сахар в чашке с кофе, почему-то думаю я, но на вкус он совсем не сладкий, понимаю, дотянувшись и лизнув. Это последнее, на что меня хватает, всё уплывает, конечно же, сахар растворяется без остатка...
Просыпаюсь в мягком полумраке. Пару секунд не понимаю, как ухитрился спать на спине - обычно удаётся уснуть только свернувшись калачиком. Пытаюсь перевернуться, вспоминаю, где я. И почему. Где-то, наверное, стоит ночник, светит желтовато-красным, или это камин ещё не погас. Здесь, в подземельях, никогда не поймёшь, наступило ли утро. Снейп так и не разделся, всё так же держит меня, даже во сне, кровать неширокая, он втиснул колено между моих ног, привалился к моему боку, рукав рубашки сливается с одеялом, а кожа руки - с моим голым плечом.
Конечно же, я его разбудил своим ёрзаньем.
Снейп моргает спросонок, спрашивает хрипло:
- Хочешь уйти? - и пытается отодвинуться.
Ловлю его ногу коленями, перехватываю ускользающую руку и спрашиваю в ответ:
- С ума сошёл? - потому что именно так и думаю, это же надо, такое предположить. Он недоверчивая мрачная сволочь. Но это моя недоверчивая мрачная сволочь, моё личное чудовище, мне без него никак и он теперь об этом знает.
- Видимо, да, - говорит он, усмехаясь, и совсем не возражает, когда я нахожу его губы своими. Может, и ему без меня...
К завтраку мы, конечно, опаздываем.
Глава 13. Свобода?
К завтраку мы, конечно, опаздываем, потому что, оказывается, давно уже утро, я после его поцелуев мало что соображаю - и в Большой зал мы входим вместе.
МакГонагалл смотрит так, будто у меня на лице написано, что я вот только что целовался со Снейпом в подземельях.
- Гарри, всё хорошо? - спрашивает она.
Может, и у Снейпа написано?
Нет, у Снейпа на лице гримаса, будто он только что целовал в подземельях жабу, то есть обычная. Поэтому тайна остаётся при нас. Я киваю, тяну к себе тарелку, размазываю ложкой остывающую овсянку, а Снейп говорит:
- У Поттера получилось особо сложное зелье. Он онемел от счастья.
Минерва ещё что-то там говорит, вычитывает Снейпу, что по ночам надо не зелья варить, а спать, тем более мне, Снейп спокойно мажет джемом тост и вонзает в него зубы, а меня как молнией прожигает воспоминанием почти недельной давности - так кусаться, когда кончаешь, Мерлин мой, кто бы мог о нём
