толчками проникая все глубже, кусая его шею… Привкус крови на губах отрезвил, и, на мгновение оторвавшись, Драко замер от ужаса — это же Гарри… Что я делаю, это же Гарри!..
Дрожащие пальцы на его лице, плотно сомкнутых ресницах, закушенных губах… Тяжело дыша, Драко вцепился в его волосы, отчаянно целуя его, пытаясь проникнуть языком сквозь стиснутые зубы. Бесконечность секунд, наполненных горечью отчаянного страха, что он не откроется ему — больше никогда. И тишиной, разрываемой только их дыханием и едва слышными стонами Гарри…
— Не останавливайся, — выдох сквозь разомкнутые губы. — Пожалуйста, Драко…
Осторожное, глубокое движение бедер, и снова — сдавленный стон… Стоны туманят голову, застилают глаза пеленой, и лицо Гарри плывет, искажаясь… Не в силах больше сдерживаться, Драко приподнялся и сел, сжимая его бедра, медленно двигаясь в нем.
Гарри лежал, запрокинув голову, вцепившись в подушку. Разметавшиеся черные волосы, дрожащие плечи… Ему больно? — отстраненно подумал Драко, заметив, как он дрожит. Нет, этого не может быть. Он просто не знает, он понятия не имеет о том, что такое боль.
Движения ускорились, став почти яростными. Стоны перешли в сдавленные крики. Драко зажмурился, задыхаясь от этих звуков. Что-то рвалось наружу, что-то, что он сдерживал уже так давно, что давило на него из месяца в месяц, комкая его рассудок, прессуя его. Что-то, что становилось злостью, болью, холодным отчаянным бешенством от каждого стона Гарри.
Впившись ногтями в его кожу, он вышел почти полностью — и снова ворвался в него одним движением. Почти жалобный, захлебывающийся крик. Крик…
«…Не надо…»
Больно? Ты не знаешь, что такое боль.
«…Нет…»
Я научу тебя быть послушным.
«…Пожалуйста…»
Ты запомнишь, каково мне перечить.
«…Не надо…»
Драко тяжело дышал, то впиваясь ногтями в податливое тело, то поглаживая его кончиками пальцев. Одним рывком, отодвинувшись, он вдруг обхватил его и, перевернув, швырнул на кровать лицом вниз. Ладони заскользили по спине, по смуглым бедрам. Он наклонился к самому уху лежащего под ним человека.
— Что, теперь молчишь? — выдохнул Драко, до синяков стискивая его плечо. — Запомни, гаденыш — я всегда… могу заставить тебя… замолчать… Никогда… больше... не перечь мне…
Рука проворно обхватила его за талию, и, выпрямившись, Драко снова вошел в него, притянув его к себе, усаживая на колени. Пальцы зарылись в непослушные волосы, запрокидывая голову. Губы впились в плечо, покрывая его быстрыми поцелуями.
— Хороший… мальчик… — прошептал Драко, поглаживая его по животу, пожирая взглядом дрожащие губы, ловя беспомощные стоны, снова двигаясь в нем.
Жарко… Горячо, тепло, тесно — и жарко, так жарко, воздуха не хватает, все потому, что он — такой горячий, так покорно сдался, расслабился в чужих руках… Ладонь сдвинулась ниже, провела по внутренней поверхности бедер, обхватила напряженный член. Снова стон — теперь уже полный желания, и — едва заметное движение навстречу…
Драко выдохнул, резко отталкивая от себя податливое тело и швыряя его на кровать.
— Ах, тебе еще и нравится? — со злостью прошипел он, снова переворачивая его на спину и наклоняясь. — Так и знал, что ты — гомик…
Рука машинально дернулась под подушку, за палочкой.
— Посмотрим, как тебе понравится это…
Гарри прижал руку ко рту, изо всех сил вцепляясь в нее зубами. Он знал, во что сейчас Драко превратит палочку, и, сколько бы он ни повторял сам себе — так надо, — терпеть и дальше было уже просто невыносимо. Невыносимо слышать искаженный злобой родной голос, и понимать, что ему — его хрупкому, ранимому, несмотря на все его маски, Драко — сейчас больнее на порядок, на бесконечность. Физическая боль — ничто по сравнению с тем, что он должен чувствовать, переживая заново свой затянувшийся кошмар.
Драко выпрямился и сел. В едва заметно дрожащих руках он сжимал серебряную трость. С набалдашником.
Горячая ладонь, елозящая по животу… Пальцы, царапающие кожу…
Он ворвался так грубо, так яростно, что из глаз Гарри брызнули слезы. Он до боли стиснул зубы — так, что заломило челюсти, чувствуя вкус крови на губах, но крик все равно вырвался наружу, беспомощный, отчаянный — вырвался и потянул за собой вереницу следующих, один за другим.
Острые локти, колени, прижимающие распластанное тело к кровати. Тяжелое, прерывистое дыхание над ухом. Резкие движения, причиняющие невыносимую, разрывающую боль, пальцы Драко, вцепившиеся в волосы, руку дергает — Гарри впивался зубами в рану, пытаясь перебить одной болью другую. И хриплый, задыхающийся шепот.
— Вот видишь… Можешь же быть послушным…
Горячий, влажный язык, бесстыдно слизнувший слезу со щеки.
— Тебе не стоило… так меня злить…
Грубые, медленные движения — почти до конца, назад, и снова, рывком — вперед. Зажмуренные глаза, почти истерические выкрики — оглушающие, сдавленные, отчаянные…
— Ты — моя собственность… Я сделаю с тобой все, что захочу… Никогда… не смей… перечить мне…
Драко задыхался; с каждым новым движением выплескивалось, уходило что-то, с чем уже не получалось мириться, справляться… Ярость таяла, пожирая сама себя, оставляя голую, неприкрытую боль. Он плакал, почти не замечая этого, продолжая тянуть за темные волосы, впиваясь зубами в открытую шею, словно хотел уничтожить самого себя в том, кто метался сейчас в его руках, сжавшись под его телом.
— Ненавижу… тебя… выродок…
Слезы душили, застилая глаза, выедая душу до дня.
— Ненавижу…
Выпустив трость из ослабевших пальцев, Драко прижал руки к лицу и разрыдался, падая лбом на грудь Гарри. Его трясло, его била истерика, заставляя кричать во весь голос, и прикосновение теплой ладони Гарри к его волосам выворачивало наизнанку, ведь нежность — это не для него, не для таких, как он, нежность — это невозможно, он не имеет права…
Он ничего этого не заслужил. Он не достоин. Он — ничтожество, мразь, свято верившая столько лет, что у него есть достоинство, честь, гордость — назови как угодно, смысл все тот же: мир НЕ РУХНУЛ от того, что кто-то одним движением разломал все это, втоптал в грязь, мир — не рухнул, а, значит, и не было никогда ни достоинства, ни чести, ни гордости… Ничего не было.
Значит, кто угодно и когда угодно сможет прийти и повторить это, превратить его в грязь под чужими ногами еще и еще раз — и мир снова не рухнет. Просто — потому, что он пустое место, не достойное ничего. Никого. Никогда.
Драко рыдал навзрыд, сжавшись в комок на груди Гарри, обнимая его за шею, прижимаясь к нему. Рыдания вырывались громкими криками, он захлебывался в слезах, и руки Гарри все сильнее обвивались вокруг него, сжимая его в объятиях, и это тоже было — неправильно, все — неправильно, он не может относиться к нему — так, только не к нему, теперь, когда он знает, когда он все видел сам…
— Не надо!.. — истерически выкрикнул Драко, отстраняясь. — Не смей… так…
И наткнулся на затуманенный слезами взгляд ярко-зеленых глаз. Слишком теплый взгляд.
— Я люблю тебя, — прошептал Гарри, обнимая его, снова притягивая к себе. — Я люблю тебя, придурок… Такого, как есть…
Прикосновение дрожащих губ, соленых от слез и крови. Сильные, горячие руки, успокаивающие его, дающие выплакаться. Ладони, скользящие по плечам, по волосам.
— Ты был прав, — горький, тихий шепот, как шорох. — Я никогда не понимал, что это было… Что ты чувствовал…
Вздрагивающие от рыданий плечи. И горечь, горечь… одна на двоих.
— Его нет здесь, Драко, — поцелуи, покрывающие бледное лицо. — Есть только мы. Ты и я. Всегда.
— Ты не можешь… — выдохнул Драко, сжимая его скулы в ладонях. — Гарри, ты не можешь… теперь…
— Я люблю тебя… — и снова слезы, нескончаемый поток слез…
Пальцы, перебирающие светлые волосы. Мягкий, ласковый шепот.
— Драко…
Сдавленный всхлип, и — приподнявшись на локтях — заглянуть в лицо.
— Что? Что, Гарри?..
— Заканчивай… — жаркий выдох, и Драко оцепенел, словно не мог поверить в то, что услышал.
Губы дрожат. Невозможно произнести ни слова, все слова застревают в горле, стоит только открыть рот, и они сбиваются в комок, мешая друг другу…
— Я хочу, чтобы ты закончил, — лихорадочный блеск в потемневших глазах. — То, что начал. Пожалуйста.
Драко помотал головой, словно пытаясь вытряхнуть из нее услышанные слова. Горячие губы снова приникли долгим поцелуем, заставляя замереть, раскрыться, поверить…
— Ты сможешь, — шепот обволакивает, завораживая, гася страх вместе с рассудком. — Просто смотри на меня… Почувствуй меня…
Этого не может быть, оцепенело подумал Драко. Не со мной. Не может. Никогда. Он не может говорить так — после всего, что было. После всего, что он видел. Чувствовал. Не может…
— Ты любишь меня?.. — теплые, ласковые ладони. — Ты любишь меня, Драко?..
— Да… — выдохнул он, прижимаясь к горячему телу. — Гарри… О, боже, Гарри…
Это Гарри. Это его губы так мягко раскрываются навстречу. Это его глаза блестят в темноте. Это его руки ласкают разгоряченную кожу, его тело выгибается от прикосновений… Его голова запрокидывается, когда он снова обхватывает ногами бедра Драко…
— Подожди, — сдавленно прошептал Драко, отстраняясь, ища на полу у кровати отброшенную палочку. — Подожди, придурок, совсем с ума сошел… Завтра не встанешь же…
— Да я и так уже, похоже, не встану, — усмехнулся Гарри, наблюдая, как Малфой дрожащими руками возвращает палочке
