смерти на поле битвы. По сей день, я слышу эти звуки и вижу Роджера Пэйна у двери его дома.
Роджер Пэйн трагически умер, захлебнувшись смесью антидепрессантов и рвотных масс. ...К счастью, Мики и его брат Раймонд не видели, как это случилось. Но их мать, Одри, была рядом, но так ничем не смогла ему помочь. Настоящая трагедия. Пока Одри приходила в себя, мой отец позвал мальчиков переночевать у нас дома. Мики лёг рядом со мной на нижнюю полку двухъярусной кровати, а рыдающего Раймонда положили с моим старшим братом Чарли на верхнюю. Невозможно описать, что мы чувствовали. Этот случай глубоко врезался в мою память. В этом исполненном безразличия мире отцы умирают так трагически и несвоевременно. Хотя мы были всего лишь детьми, нам удавалось успокаивать мальчиков всякий раз, когда они начинали что-то бормотать или хныкать. Когда я молился, чтобы милосердный сон поскорей унёс прочь события того жестокого дня, у входной двери послышался голос Одри. Она подошла к нашей спальне и поцелуями и нежным шёпотом разбудила сыновей, и они пошли к себе в дом, через дорогу. Одри так нуждалась в них. А я возненавидел ту боль, которую испытали мальчики. Я всегда мечтал о том, что однажды открою для себя нечто совершенно противоположное. Моей мечте сопутствовало ещё одно желание — научиться создавать и исполнять музыку, исцеляющую душу.
Музыка помогает помнить, она же помогает забыть. И я с ещё большим рвением устремился к своим барабанам. Как-то раз во время очередной практики я неосознанно вошёл в свой вещий сон, что приснился мне год назад. Именно тогда я и познал самые точные удары с акцентами и звуками, услышанными мной во сне. Дежа вю!
Моему отцу снились вещие сны. Частенько он предвидел события наших родичей, живущих вдали от нас, у кого ожидалось пополнение, или кто заболел. Мой отец точно знал даты рождения ребёнка или другие детали. Тогда у нас ещё не было телефонов. Как-то раз он сказал маме: «У твоей сестры родится девочка столько-то столько-то фунтов...» Он редко ошибался. Я всегда признавал тот факт, что иногда сны помогают нам видеть будущее. Может это у нас семейное?
Много лет спустя, мне составили гороскоп. Я узнал, что у меня в гороскопе планета Раху находится в восьмом доме и в экзальтации, что даёт мне сильную психическую силу и интуитивные способности. Но во время её преобладающего влияния я попал под сильнейший удар судьбы, из-за чего могу предположить, что качества этой планеты у меня выражены больше всего. Может Раху виноват? Я не знаю, что за планеты действовали на моего отца. Могу лишь сказать, что он обладал необычными способностями и мог тщательно просчитывать свои действия. Жаль только, что эти его способности никак не помогали ему сделать верную ставку на победителя скачек — он потерял много с трудом заработанных денег. Тогда я был совсем молод, и мы всегда беспокоились о деньгах, а точнее об их отсутствии.
В то время я уже учился в средней школе. Был у нас один землекоп по имени Боб. Он отличался приветливым характером и пользовался популярностью у молодёжи. Во время перемены мы стекались к нему в сарайчик, в саду рядом с детской площадкой, чтобы поболтать с ним. А ещё мы надеялись ненароком взглянуть на какую-нибудь фотографию с полуодетыми сексуально-дерзкими девицами. Эти фотографии в изобилии украшали грязно-коричневые стены его обиталища. Порой он даже разрешал нам, как говорится, по блату, попробовать какую-нибудь травку в самокрутке, ловко скрученной его вечно грязными пальцами. Самокрутки он доставал из старой помятой коробки с надписью «Golden Virginia», посвятившей себя служению привычкам Боба.
Боб был одним из тех, кто делал за нас ставки. У меня, естественно, никогда не было денег, но я всегда знал, кто победит на больших скачках. Родители моего друга Кэйта Нэйла хорошо зарабатывали. Его отец работал в компании Форда, а мать — портнихой у Гарри Фентона. Кейт, всегда выглядел как принц: был одет по последней моде, к тому же он имел наличку.
Помню, сижу я как-то прямо за спиной Кейта, а он, украдкой передавая мне страницу из ежедневной газеты со скачками, затаённо шепчет: «Ты сегодня собираешься на Лоппи Лаге в 2:30, у Эйнтри?» Я приподнимал деревянную крышку парты и начинал водить указательным пальцем по списку лошадей, пока не останавливался на имени победителя. Но меня интересовали не только скачки.
Дом Мики Сангстера стоял в переулке прямо рядом с овальным полем для скачек, и мы, дети, называли его «Рек» (что значит «малая спортивная площадка»). Выскочив прямо из кровати, Мики в двух прыжках оказывался у забора Река. Там он упражнялся с мячом, бросая его в большущий вяз, гордо разросшийся прямо в центре. Если на поле не оказывалось достойного игрока, то проверенное дерево всегда было готово дать нам достойный отпор. К тому же оно было достаточно раскидистым, чтобы стать воротами, если к нему приставить деревянные столбы.
В нашей окрестности Мики был одним из лучших спортсменов. Я был убеждён, что причиной такого незаслуженного успеха стал его дом, построенный рядом с Реком. Мне следовало быть лучшим спортсменом. Но когда поутру в выходной день я надевал свой спортивный костюм, чтобы урвать возможность хоть как-то вырасти в собственных глазах, я с восхищением засматривался на великолепный раскидистый вяз и, забывая мяч в траве, забирался на 40-футовое дерево, где сидя, распевал песни Лонни Донегана[5], за что меня и полюбил весь посёлок. По окончании «концерта», когда туда приходили другие дети, Джонни Барбер и Терри Николас, чтобы поиграть, я слезал вниз, обдирая коленки и пачкаясь в грязи в доказательство того, что тренировался, и хватая свой полусдутый мяч, резво бежал домой с ещё меньшим количеством футбольных навыков.
Когда вишнёвое дерево в его саду, покрывалось спелыми плодами, Мики Сангстер всегда становился закадычным приятелем. Я даже переставал называть его «Уэнгстером», как весь год его называли старшие мальчишки (причиной этого прозвища стало кое-что неприличное, что он сделал однажды над ямой прямо перед уважаемыми господами). Дом Мики к тому же являлся представительством детского банка. Мики Уэнгстер и О’Шеа были его банкирами. Благодаря нашим летним олимпийским играм, вся любимая мальчишками литература — комиксы, книги, журналы и т.д., была в нашем полном распоряжении, так как складировалась у Мики в доме в преддверии этих самых игр.
Наши спортивные ежегодные мероприятия начинались в июле-августе. Все мы ждали их с великим нетерпением. Победителям дарили не медали и кубки, а комиксы и журналы, предоставляемые детским банком. Некоторые мальчишки мечтали об оранжевом постаменте и о прославлениях. Но у меня были другие желания. Всё своё время я хотел проводить в компании комиксов.
Большинство детей еженедельно получали комиксы, и я прекрасно знал, кто и что читает, поскольку сам привозил им эти комиксы. Пока удачливый получатель всё ещё нежился в тёплой постели, я уже получал новый выпуск комиксов, прибывший утренним поездом из Лондона, затем клал всю связку на тачку с названием «Newsagents» и вёз её в дом миссис Холле, что располагался на холме, и только потом развозил по адресатам.
О, с каким нетерпением мы ждали дня их появления перед нашими жадными детскими глазами. Как же мы пожирали глазами эти мультяшки в картинках, забираясь в свою двухъярусную кровать. Порой мы пререкались и спорили друг с другом, кто из героев наших комиксов лучше. Иногда дело доходило даже до кулачных боёв. Наши постоянные ссоры делали жизнь мамы просто невыносимой. Нестерпимое желание почитать другие комиксы возникало у нас сразу же после прочтения своих. Но из-за мальчишеской гордости мы так никогда и никого об этом не просили.
Но мне всё-таки удавалось решать эту проблему, так как именно я развозил комиксы. Благодаря такому стечению обстоятельств, я прочитывал другие выпуски. Я был счастлив получать доступ ко всем комиксам до тех пор, пока не понял, что на всю работу я трачу не час, а целых полтора. Вот тогда-то я и засомневался, стоит ли мне заниматься этим во время работы. А позже я дотянул уже до двух часов. В дни поставки я всегда опаздывал в школу, и помимо всего прочего, на миссис Холле посыпались жалобы от клиентов. Они возмущались, что почта поступает позже положенного времени, из-за чего им приходилось уходить на работу без утренней корреспонденции.
Решением этой непростой задачи, стали наши летние соревнования. Каждый участник отдавал комикс для приза в детский банк. Если бы я мог выиграть в забеге или дальше всех бросить копьё, я набрал бы такой комплект, о котором мог мечтать любой мальчишка. Моим первым религиозным опытом стало созерцание «священной горы» комиксов в спальне Уэнгстера. Именно тогда вы начинаете понимать, что Бог должен существовать.
В соревнованиях принимали участие все. Юниоры состязались со старшими в стоярдовом спринте, в глубине души надеясь, что рытвины станут причиной поражения соперника. Прыгуны в высоту
