астрономом М. А. Вашакидзе, чтобы заранее «подготовить почву» к прибытию экспедиции. Заместителем начальника экспедиции был известный полярный путешественник Георгий Алексеевич Ушаков. Профессор А. И. Либединский представлял астрономов Ленинграда; он известен как специалист по астрофизике. Я — Л. Альперт возглавлял московских физиков. Профессор С. Э. Хайкин, тоже физик, изучает пока еще загадочные радиоизлучения, ищет новые пути в изучении Солнца. Кроме этих руководящих лиц, было еще много молодых ученых, уже известных своими исследованиями Солнца, и помощников, работа которых бывает очень важна для проведения точных и своевременных наблюдений.
К этой большой астрономической экспедиции была присоединена небольшая группа ботаников: директор Ботанического института им. В. Л. Комарова Академии наук СССР, член-корреспондент Академии наук СССР Борис Константинович Шишкин (руководитель), профессор Сергей Васильевич Юзепчук из этого же института (единственный из участников, бывавший в Бразилии: он путешествовал по Южной Америке с 1926 по 1929 г.), профессор Леонид Федорович Правдин из Института леса Академии наук СССР и я - старший научный сотрудник Ботанического института.
Бразилия - страна богатейшей тропической флоры. И нашей задачей было привезти живые тропические растения для восстановления оранжерей Ленинградского Ботанического сада, разрушенных авиабомбами и снарядами немецко-фашистских варваров во время Великой Отечественной войны; кроме того, мы хотели ознакомиться с некоторыми типами растительных сообществ тропиков и собрать гербарий тропических растений.
28 марта прибыл доктор Николай Михайлович Балуев. Он уже не чаял застать «Грибоедова» в Лиепае и строил планы, как будет на самолете догонять нас.
Николай Михайлович привез с собой из Москвы несколько ящиков всяких лекарств, и, кроме того, все время, пока мы стояли в Лиепае, ежедневно приносил с берега свертки и коробки с якобы «совершенно необходимыми» в тропическом климате лекарствами, дезинфицирующими средствами и вакцинами. Вскоре же он всем нам сделал уколы против брюшного тифа и холеры.
Мы уже совсем обжились на корабле. Уже научились легко распознавать время на морских часах; циферблат их разделен на 24 части. Взглянешь «сухопутным» взглядом - 3 часа будто бы, а на самом деле — 6; глядишь — стрелки сверху вниз по прямой, думаешь, что это 6 часов, а, оказывается, это-полдень. Привыкли, что пол-это палуба, что веревка-это конец, постель-койка, научились определять время по склянкам* {Слова, отмеченные звездочкой, объяснены в особом словаре в конце книги.}, и некоторые начали в свою речь ввертывать «настоящие» морские слова: кок, миля, ресторатор, ют, лаг.
Астрономы и физики ежедневно спускались в трюм. То они проверяли надежность крепления ящиков, то доставали какие-нибудь приборы и работали с ними, то монтировали инструменты, разобранные для перевозки по железной дороге. Каждый из участников нашел себе определенное занятие. Так, например, астроном Либединский, ботаник Правдин и я занялись изучением испанского языка. Кроме того, на корабле начал ежедневно работать семинарий: каждый участник докладывал о задачах своих исследований или рассказывал о своих прошлых экспедициях.
Несколько докладов было посвящено Бразилии. Один из них сделал наш врач, о болезнях в Бразилии. Он привел нам такие, действительно страшные, цифры о заболеваемости и смертности в этой стране, что у многих интерес к заокеанской экзотике сильно потускнел. Особенпо много гибнет людей от желтой лихорадки в экваториальных частях Бразилии. Мы, правда, не собирались туда, но все же…
В конце своего доклада Николай Михайлович сообщил, что ему удалось еще в Москве заказать через Министерство иностранных дел вакцину против желтой лихорадки. Ее достанет нам советское посольство в Лондоне, надо лишь указать, в какой порт доставить, чтобы мы могли по пути зайти и получить ее.
В один из дней у нас на борту появились кинооператоры: они должны были снять для киножурнала фильм «Отплытие советской экспедиции в Бразилию». Они засняли несколько кадров, так сказать «будней» экспедиции: работа с приборами, самих участников, корабль.
После этого они каждый день навещали корабль и на второй неделе своей жизни в Лиепае совсем отчаялись, что им удастся заснять момент начала нашего путешествия.
Только 8 апреля настал этот день. Погода была отвратительная — шел мокрый снег при порывистом западном ветре. Застучали дизеля, «Грибоедов» отдал швартовы* и отошел от пристани. Оба кинооператора-один с аппаратом на треноге, другой с ручным — «навеки» запечатлели долгожданный момент.
Корабли, стоявшие у причалов, напутствовали нас гудками. Но не долог был наш путь: мы вышли на внутренний рейд Лиепайского порта и… бросили там якорь. Здесь мы должны были дожидаться прихода ледокола «Сибиряков». Он в это время стоял под бункеровкой на базе, скрытый за высокой песчаной косой. В полукилометре от нас стоял теплоход «Мичурин»; оказывается, он уже месяц ожидает возможности выхода в море. Прямо на запад перед нами тянулась ровная стенка гранитного волнолома с узкими проходами-воротами в двух местах.
За волноломом белая полоса льдов до самого горизонта, но на горизонте видна узкая черная полоска — «водяное небо». Там дальше-чистая вода.
Переночевали на рейде.
На утро к нам подошел «Сибиряков». Это большой двухтрубный ледокол. «Сибиряков» тоже бросил якорь и, кроме отбивания склянок, не подавал никаких признаков жизни. Среди наших астрономов началось волнение: когда же пойдем? Ведь уже 9 апреля. Через 40 дней затмение. Надо быть на месте не менее чем за две недели, чтобы успеть развернуть все приборы. А мы стоим.
С нашего капитанского мостика* посыпались на «Сибирякова» вопросы. Оттуда через переговорную трубу сообщили, что льды настолько тяжелые, что «Сибиряков» едва пробился в Лиепаю. Западный ветер наторосил льды и все время поджимает их к берегу. В этих условиях форсировать льды нельзя. Надо ждать перемены ветра, тогда льды слегка разойдутся.
10 и 11 апреля ветер продолжал быть западным и северо-западным. Утром и вечером -2°, днем около 0°. «Сибиряков» ежедневно уходил в разведку. Трубы его дымили, подвигался он медленно, часто останавливался, отходил назад и «ударами» шел снова вперед. Канал за корпусом ледокола мгновенно заплывал. Кроме того, из-за северо-западного ветра лед стало сносить вдоль берега к югу и очень легко можно было оказаться вынесенным из здешнего узкого фарватера. Капитан «Сибирякова» не брался проводить нас в этих условиях.
12 апреля. Утром температура –1°, днем +2°. Ветер переменился на южный. Среди льдов появились полыньи. Они медленно проходят к северу. С «Сибирякова» сообщили, что, как только ледовая обстановка улучшится, он пойдет с нами сразу же, без разведки. День прошел в ожидании. Остались на месте.
13 апреля. Проснувшись, посмотрел в иллюминатор: ледокола нет. Вышел на палубу: ледокол дымит на горизонте. Оказывается, он в 7 часов утра ушел в разведку. Все следили за ним в бинокли. Видели, как ледокол повернулся на чистой воде и пошел назад. Через 25 минут он был уже возле нас. Капитан с «Сибирякова» передал, что сейчас поведет нас на буксире, так как канал во льду заплывает и «Грибоедов» может поломать винт.
Звенит телеграф, начинают работать дизеля, выбирается якорь. С «Сибирякова» подают конец. Подтягиваемся к ледоколу. На нашем соседе «Мичурине» поднимаются флаги: «Счастливого плавания». Ледокол двигается вперед, мы за ним на буксире. Проходим ворота волнореза. 11 часов 8 минут. Входим в торосистые льды.
Многослойные груды льда надвинуты с наружной стороны на волнолом.
В ответ на напутственные сигналы «Мичурина» «Грибоедов» отвечает, флагами же: «Благодарим» и дает три прощальных гудка. Ледокол уверенно давит ледяные поля, подминает их под себя, пробивает путь в торосах. Мелкие льдины с особенным скрежетом скребут по обоим бортам, от ударов крупных содрогается весь корпус корабля.
…Желаем счастливого плавания…
Так начался наш путь в тропики Южной Америки.
