есть напиток перед его выдержкой, имеет крепость около 60–70 %. Естественно, затем происходит его разбавление до все тех же пресловутых 40 %. Что там насчет «шальной мысли»? Это, собственно, у кого «шальная мысль»?
По сути, вся работа В. В. Похлебкина состоит из подобных сентенций, не выдерживающих элементарного логического анализа, не говоря уже о фактологическом. Но все это справедливо лишь в том случае, если рассматривать «Историю водки» в качестве научного труда. Совершенно иначе будет выглядеть ситуация, если четко уяснить: мы имеем дело с художественной литературой, написанной в форме исторического исследования. Тогда все оказывается на месте: и легендарный монах Исидор из Чудова монастыря — изобретатель водки, и «византийские традиции», и великий русский химик, гениально прозревший скрытую до поры до времени истинную суть национального русского напитка. Ведь никому не придет в голову подвергать серьезному научному анализу романы Дэна Брауна — на смех поднимут.
Однако и здесь не обошлось без парадоксов, которые просто-таки сопровождают продукт по имени «водка»: литературная мистификация Вильяма Васильевича на долгие годы стала восприниматься в качестве реального научного труда. Труды В. В. Похлебкина, подхваченные журналистами и маркетологами компаний — производителей водки, стали восприниматься как абсолютная, строго доказанная истина. Дошло до того, что в диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук (!) можно прочесть следующий пассаж:
И как-то невдомек «кандидату на соискание», что в научной работе в подобных случаях положено ссылаться непосредственно на «патент России», который, кстати сказать, назывался в те времена «привилегией», а не на В. В. Похлебкина…
С середины девяностых годов прошлого века водочная тема стала чрезвычайно популярной, что вполне объяснимо — в дело вступил его величество маркетинг. Стали выходить многочисленные разномастные издания, посвященные водке, — от роскошных альбомов для «солидных» потребителей до массовых брошюрок для просто любопытных. Увы, но это — тот случай, когда количество упорно не хочет переходить в качество. В основном все тот же пересказ В. В. Похлебкина своими словами с добавлением собственных ошибок. Например, в роскошно изданной книге Е. Н. Кручины «Водка: путеводитель»[3] с удивлением читаем о том, что с середины XVIII в. крепость полугара не превышала обычно 23–24 %, а в 1860-е поднялась до 38–40 %. Прежде чем переписывать Вильяма Васильевича, ведь еще и подумать не мешало бы. Или еще более яркий пример. В 1342-страничном (!) «Энциклопедическом словаре спиртных напитков»[45] дается такое вот определение понятия «пенник»:
Ну, что тут сказать? Во-первых, пенник не водка, а хлебное вино, выдержавшее пробу «на пену», которую мы подробно описывали. Во-вторых, как-то не очень солидно в издание, претендующее на своего рода академизм, включать невероятные измышления В. В. Похлебкина о том, что на Руси лучшим напитком считалась… «головная фракция», которая, оказывается, «отличалась чистотой, мягкостью и питкостью». И смех и грех.
Кстати сказать, авторы словаря совершенно не справились даже с основной своей задачей: они, по сути, так и не смогли дать внятного определения слова «водка», разразившись пространной статьей, в «сухом остатке» которой вот что:
В просторечии это называется «понятно, что ничего не понятно». Что же такое водка? Особенно впечатляет «водка — это водка заводского производства». В то же время эта невнятица отражает какое-то сумеречное бытование слова «водка» в сегодняшнем русском языке. Пора бы уж и разобраться… Впрочем, на этом случае стоит остановиться особо. Одно дело, когда некая недостоверная информация появляется в периодике, это на сегодняшний день стало уже привычным. Но совсем другое, когда она проникает в серьезные справочные издания и научные работы, превращаясь тем самым в «установленный факт». И, честно говоря, волей-неволей закрадываются сомнения: а где после этого гарантии, что и «большая» история не состоит из таких же «фактов».
Но все это, так сказать, книги-«аристократы», т. е. дорогие солидные издания. Заглянем к «плебеям». Вот, допустим, «Домашний винодел»[74]: