пометку — спросить о странном незнакомце, я направилась к храму.
Пожалуй, нам с отцом Александром действительно было о чем поговорить.
Храм Святого Кира Эйвонского построили не так уж давно — девяносто лет тому назад. Не сравнить, конечно, с пятивековым собором Святого Игнатия, покровителя города. Да и вид не такой внушительный — добротное здание, крепкое, но без изысков. Ни скульптур, ни изящных каменных медальонов, ни затейливых узоров, обрамляющих окна и двери… Вся красота — беленые стены да сине-зеленые витражи.
Внутреннее убранство тоже не отличалось богатством. Цветы были все больше сухие, курильницы — медные. Перед алтарем теплились две свечи; рыжие огоньки трепетали на сквозняке, и при взгляде на них становилось тревожно и зябко.
Отец Александр, подоткнув одеяние, стоял на коленках у скамьи и осторожно подбивал молотком гладкий брус, выскочивший из паза в скамье. Увлеченный работой, он не сразу заметил меня.
Многозначительное покашливание не помогло — стук молотка заглушал все другие звуки.
Пришлось прошествовать к алтарю и замереть там ненадолго в молитве. Через некоторое время отец Александр заметил, что он в храме не один, поспешно вскочил и оправил одежду.
— Что привело тебя в храм, э-э… дочь моя? — смущенно спросил он, пряча за спину молоток.
Правильно, не оставлять же орудие труда, которому, вообще-то, в храме не место, на виду.
Я сдержала улыбку.
— Мне нужно поговорить с вами. О приюте и пожертвованиях.
— Ох… Тема, конечно, интересная, но слишком уж мирская для места сего, — с намеком произнес отец Александр и, вздыхая, развел руками. Молоток загадочно блеснул, ловя отсвет свечных огоньков. — Может, пройдем куда-нибудь, где такие разговоры будут уместнее?
— Как пожелаете, — согласилась я и скромно опустила взгляд. — Но не думаю, что покровитель этого храма возражал бы против разговора о помощи детям. И, к слову, молоток меня не смущает. Как и ремонтные работы в церкви. Любому ясно, что выносить на улицу тяжелую скамью для починки — нерационально.
Священник аж крякнул:
— О как! А я-то думал, что Эллис привирает… — и с облегчением отложил молоток на скамью, задумчиво потирая лоб. — Присядь, дочь моя. Что ты хотела сказать?
— Вы не возражаете против публичных мероприятий по сбору средств? — перешла я сразу к делу.
— Гм… Поясни-ка, — осторожно попросил он и опустился на скамью, держась за поясницу.
— Благотворительный ужин, — коротко ответила я. — Средняя сумма заказа в «Старом гнезде» — два хайрейна. Это две порции особенного кофе и десерт.
— Ох, ни хре… э-м-м… Я хотел сказать, удивительные цифры ты называешь, дочь моя. Прошу, продолжай. Сие очень занимательно.
— Так вот, выручка за день обычно составляет примерно сто хайрейнов. Однако в те дни, когда случается нечто необыкновенное, и кофейня бывает переполнена, мы можем получить и триста, и четыреста хайрейнов, — продолжила я невозмутимо. Глаза у отца Александра все округлялись. — Даже учитывая стоимость редких ингредиентов и затраты на свежие цветы посреди зимы, выходит прибыль в триста процентов… За вычетом налогов получается в среднем двадцать две тысячи хайрейнов в год, вычитаем пять-шесть тысяч, которые уходят на организацию особых мероприятий для поддержания престижа кофейни, и еще по две с половиной тысячи отходит в счет доли мистера Белкрафта, миссис Хат и Мадлен. Таким образом, около восьми с половиной тысяч чистой прибыли кофейня приносит ежегодно, и это весьма солидная часть моего дохода… Впрочем, не важно, — поспешила я оборвать себя, заметив, что глаза у отца Александра уже на лоб полезли. Хотя мне очень хотелось похвастаться, что таких прибылей от кофейни не было даже у леди Милдред. Да и в целом за год самостоятельного ведения хозяйства я сумела неплохо приумножить и без того солидное состояние фамилии Эверсан-Валтер. Увы, практически всю сумму грозила съесть намечающаяся реставрация сгоревшего родового замка и того особняка, в котором погибли родители… Но оставлять в руинах столь важные для меня места не позволила бы сама честь графини и наследницы леди Милдред. — Итак, главное — за один вечер мы вполне можем собрать сумму, достаточную для постройки системы отопления в приюте.
— И настилания нового пола взамен сгнившего в четырех комнатах, — тихонько вставил отец Александр.
— И настилания пола, — согласилась я, подумав. — Мои гости — богатые люди. Можно устроить благотворительный ужин. Все средства с проданного кофе, десертов и прочего отойдут в пользу приюта. Дополнительно в центре зала мы установим коробку для пожертвований. На организацию всего этого мне понадобится… — я задумалась. Некстати же у меня будет день рождения! Два солидных мероприятия в такой короткий срок — это слишком тяжело. — Мне понадобится полтора месяца, если не случится ничего экстраординарного. Кроме того, для меня не будет слишком тяжело отчислять в приют, скажем, сто хайрейнов ежемесячно. В год выйдет тысяча двести хайрейнов. Достаточно много, но в сравнении с моим доходом — терпимо.
«Даже с учетом того, что после восстановления замка много денег будет уходить на содержание приличного штата прислуги там, освещение, отопление и мелкий бытовой ремонт», — добавила я мысленно.
Но и об этих глобальных планах знать никому было также не обязательно.
Отец Александр сделался смертельно серьезным и задумчиво уставился на алтарь.
— Дочь моя, — произнес он торжественно. — А что бы ты подумала о мемориальной доске с благодарственной надписью, вывешенной перед храмом?
— Я бы подумала, что это безрассудная трата денег. По меньшей мере, одиннадцать хайрейнов, если это камень. Или четыре — за хорошую работу резчика по дереву.
— Никак, в святые метишь, дочь моя? — подозрительно осведомился отец Александр.
— Ни в коей мере, — в тон ему ответила я. — Ибо при жизни не канонизируют, а на небеса я не тороплюсь. А если говорить серьезно… Отец Александр, я не пытаюсь произвести на вас впечатление или выторговать для себя какие-то блага. Просто… м-м, можете счесть это впечатлительностью неопытной девицы, но сегодняшний день… поразил меня в самое сердце. И еще… я узнала, куда Эллис девает все свое жалование, — закончила я совсем тихо.
Отец Александр опустил взгляд.
— Так вот оно что…
— Да.
— И вы действительно так дружны, как мне показалось с самого начала.
— Да, — ответила я во второй раз и, чувствуя странную робость, продолжила: — Не подумайте дурного. В наших отношениях нет ничего, что не одобрил бы… да вот даже святой Кир Эйвонский, — священник поперхнулся и подозрительно закашлялся, но я списала это на неловкость момента. — Но мне очень хочется знать, каким он был прежде. И… почему он стал таким, каким стал.
— Ох… — уже в который раз вздохнул отец Александр. Теперь вышло особенно тяжко. — Что именно ты хочешь знать, дочь моя? Он рос обычным мальчиком. Смышленым, но чаще разум свой направляющим на проказы, а не на пользу делу. Добрым, в общем-то, но часто говорящим жестокие вещи и совершающим жестокие поступки. Вокруг него всегда было много друзей, его внимания искали и младшие, и старшие дети… Или ты хотела бы узнать что-то определенное, дочь моя? — он посмотрел на меня так, что стало ясно — тайны Эллиса сокрыты надежнее, чем на дне Мирового океана.
Однако я рискнула спросить.
— Как он попал в приют?
В конце концов, даже сокровища со дна океана иногда попадают в руки людей. Если океан сочтет соискателей достойными награды.
Отец Александр молчал долго. Свечи успели сгореть на треть, а я продрогла до костей, прежде чем он негромко произнес:
— Это случилось примерно тридцать лет назад, летом. Тогда разразилась страшная гроза… А
