Сталинский 37-й. Лабиринты заговоров

офицеров».

Не приняв в своих «расчетах» во внимание ни технические, ни хозяйственные, ни организационные соображения и грубо попирая сам здравый смысл, Тухачевский рассуждал как дилетант, далекий от реальной жизни. Но он не блеснул и стратегическим талантом полководца.

Бросается в глаза, что накануне «будущего вооруженного столкновения» в числе решающих средств из «трех китов» армии на первое место Тухачевский ставил: «а) стрелковые войска с артиллерией и б) стратегическую конницу» (курсив мой. – К. Р.)». Творческое воображение бывшего пехотного подпоручика так и не могло расстаться с «лошадью».

Дилетантская «программа» Тухачевского встретила резкую критику Ворошилова и начальника Штаба РККА Шапошникова. 5 марта 1930 года Ворошилов написал Сталину: «Направляю для ознакомления копию письма Тухачевского и справку Штаба по этому поводу. Тухачевский хочет быть оригинальным. Плохо, что в КА (Красной Армии) есть порода людей, которая этот радикализм принимает за чистую монету. Очень прошу прочесть оба документа и сказать свое мнение».

Сталин резко и негативно оценил предложения командующего Ленинградским округом, указав, что принятие этой программы привело бы к ликвидации социалистического строительства и замене его системой «красного милитаризма».

В ответе Ворошилову он отмечал: «Этот план нарушает в корне всякую мыслимую и допустимую пропорцию между армией как частью страны, и страной как целым, с ее лимитами хозяйственного и культурного порядка. (Имеется в виду интеллектуальный, образовательный и технический потенциал кадров как в промышленности, так и в армии. – К. Р.) План сбивается на точку зрения «чисто военных людей», нередко забывающих, что армия является производным от хозяйственного и культурного состояния страны.

Как мог возникнуть такой «план» в голове марксиста, прошедшего школу Гражданской войны. Я думаю, что «план» т. Тухачевского является результатом увлечения «левой фразой», результатом увлечения бумажным, канцелярским максимализмом. Поэтому анализ заменен в нем «игрой в цифири», а марксистская перспектива роста Красной Армии – фантастикой. Осуществить такой «план» – значит наверняка загубить и хозяйство страны, и армию. Это было бы хуже всякой контрреволюции. Отрадно, что Штаб РККА... ясно и определенно отмежевался от плана Тухачевского».

Так же думали и образованные военные специалисты. В докладе на расширенном пленуме РВС, состоявшемся 13 апреля 1930 года, Шапошников аргументированно раскритиковал предложения Тухачевского. Одновременно на заседании было оглашено письмо Сталина. Видимо, не зная того, что Генеральный секретарь ознакомился с копией его докладной, Тухачевский попытался опровергнуть эту критику.

19 июня того же года в письме «лично Сталину» он писал: «познакомившись с вышеупомянутым докладом Штаба РККА, я вполне понимаю Ваше возмущение фантастичностью «моих» расчетов. Однако должен заявить, что моего в докладе Штаба РККА нет абсолютно ничего. Мои предложения представлены не в карикатурном виде, а в прямом смысле в форме «записок сумасшедшего» (курсив мой. – К. Р.).

Я не собираюсь подозревать т. Шапошникова в каких-либо личных интригах, но должен заявить, что Вы были введены в заблуждение, что мои расчеты от Вас скрыты, а под фирмой моих предложений Вам были представлены ложные, нелепые, сумасшедшие цифры».

Тухачевский признался: «в отношении танков и авиации... я подчеркивал, что не имею возможности произвести подсчетов постройки и содержания больших масс авиации и танков. «Перехода от мирного к военному времени, соответствующих сроков и пр.». [Я] ...повторно указывал, что не имею возможности «точно определить сроки и последовательность осуществления этой реорганизации».

Согласимся с этой самокритикой. Но можно ли назвать талантливым человека, занимавшего ранее пост начальника Штаба РККА, однако так и не научившегося выполнить элементарного подсчета для оценки реальности предложений по производству военной техники?

Впрочем, опасность дилетантства Тухачевского состояла не в одной его профессиональной и военной неграмотности. Он был совершенно некомпетентен в технических вопросах, и даже трудно представить, к чему могло привести принятие его «плана».

Тухачевский писал: «Штаб РККА указывает на необходимость постройки многих крупных заводов, что я считаю совершенно неправильным. Военное производство может в основном базироваться на гражданской промышленности...» Фактически это был призыв к отказу от развития специальной оборонной промышленности.

Конечно, «офицер гвардейской пехоты, «гуманитарий» по ментальному настрою», Тухачевский не имел технической подготовки. Потому одновременно он оспаривает мнение как военных профессионалов, так и конструкторов. Он пишет: «Необходимо иметь в виду, что в танковом вопросе у нас до сего времени подходят очень консервативно к конструкции танка, требуя, чтобы все танки были специального военного образца».

Что же предложил «гений» военной мысли? «Оригинальную» идею! Поэтому читателю следует расслабиться и внимательно вникнуть в трагикомедию соображений «гения».

Нам необходимо, – продолжает Тухачевский, – чтобы специальные военные танки составляли бы от общего числа около одной трети для выполнения специальных задач, борьбы с противотанковой артиллерией и пр. Остальные танки, идущие обычно во 2-м и 3-м эшелонах, могут быть несколько меньшей быстроходности, большего габарита и пр. А это означает, что такой танк может быть бронированным трактором (!), что позволяет выставить бронетрактора в громадных массах».

Таким образом, «полководец», причисленный антисталинистами к лику «талантливых», совершенно не понимал характера предстоявшей «войны моторов». Он предлагал к началу войны «развернуть» только «8 -12 тысяч танков». Добиться побед он рассчитывал на 40 000 колхозных, колесных ублюдочных «танках большего габарита» (?! – К. Р.) – бронетракторах.

Гигант творческой мысли не ограничился словами: «с помощью рабочих Путиловского завода он переоборудовал один колесный трактор «Фордзон» в бронетрактор. На трактор, ничего в нем не меняя, навесили 70-миллиметровую противопульную броню». Получился «танк- каракатица», вооруженный одним пулеметом и развивающий скорость 11 км/час. То была пародия даже на танки Первой мировой войны.

Позволим аналогию – план Тухачевского походит на то, как если бы Сервантес посадил 10 тысяч Дон Кихотов, одетых в рыцарские доспехи, вместо Росинантов на ослов своего слуги. Но с тракторами картина выглядит еще комичнее: представим 40 000 колесных тракторов, идущих в бой на врага... Конечно, возможно допустить, что войну при такой стратегии выиграли бы в первый день, поскольку, узрев эту армаду «танков-ослов » с полководцем во главе, немцы бы передохли от смеха.

И казалось бы, даже нет необходимости задумываться над тем, как будущий маршал рассчитывал осуществить взаимодействие своего варварски-фантастического симбиоза техники. Но, чтобы не оставлять возможности для инсинуаций историков-гуманитариев, попробуем разобраться, в чем все-таки состоял замысел Тухачевского как «творца» нового военного искусства.

Нет, Тухачевский не был законченным идиотом. Человек, краем глаза увидевший фронт Первой мировой войны и участвовавший в Гражданской, он не мог не составить для себя представления о тактике фронтовых операций. Его замысел состоял в том, что с началом наступления фронта артиллерия разбивает линию обороны противника. Затем позиции растерявшегося врага прорывают «легкие» танки и кавалерия. А вслед за ними большой массой устремляются трактора (видимо, по два-три за одним танком) и следом, стараясь не обогнать их, плетется пехота. Чтобы добить бегущего в панике противника, транспортные самолеты высаживают в его тылу десант.

Подобную тактику прорыва немцы и французы, правда без десанта, безуспешно использовали во второй половине Первой мировой войны. Но оригинальность, «изюминка» рассуждений Тухачевского состояла именно в массовом применении колесных тракторов, прикрытых «железом», и в высадке десанта.