Сталинский 37-й. Лабиринты заговоров

Вышинский: По поводу убийства С.М. Кирова договаривались?

Бакаев: Мне не нужно было договариваться, потому что директива об убийстве была дана Зиновьевым и Каменевым.

Вышинский: Но вам говорил Николаев, что он решил совершить убийство Кирова?

Бакаев: Говорил он и другие террористы – Левин, Мандельштам, Котолынов, Румянцев.

Вышинский: Разговор был об убийстве Кирова?

Вышинский: Он проявил свою решимость. А вы как относились к этому?

Бакаев: Положительно».

Из дальнейших вопросов Вышинского Бакаеву выяснилось, что после своей поездки в Ленинград он докладывал Евдокимову и Каменеву о ходе подготовки убийства Кирова и Вышинский спрашивает: «Что он вам передал?»

«Каменев: Он сказал, что организация подготовлена к совершению удара и что этот удар последует.

Вышинский: А как вы к этому отнеслись.

Каменев: Удар был задуман и подготовлен по постановлению центра, членом которого я был, и я это рассматривал как выполнение той задачи, которую мы себе ставили.

(Далее на вопросы Вышинского отвечал Зиновьев).

Вышинский: Обвиняемый Зиновьев, и вы были организатором убийства товарища Кирова?

 Зиновьев: По-моему, Бакаев прав, когда он говорит, что действительным и главным виновником злодейского убийства Кирова явились в первую очередь я – Зиновьев, Троцкий и Каменев, организовав объединенный террористический центр. Бакаев играл в нем крупную, но отнюдь не решающую роль.

Вышинский: Решающая роль принадлежит вам, Троцкому и Каменеву. Обвиняемый Каменев, присоединяетесь ли вы к заявлению Зиновьева, что главными организаторами были вы, Троцкий и Зиновьев, а Бакаев играл роль практического организатора?

Каменев: Да».

Каменев дополнил картину подготовки теракта следующим фактом: «В июне 1934 года я лично ездил в Ленинград, где поручил активному зиновьевцу Яковлеву подготовить параллельно с группой Николаева – Котолынова покушение на Кирова. В начале 1934 года мне из доклада Бакаева были известны все детали подготовки убийства Кирова николаевской группой».

«Вышинский: Убийство Кирова это дело ваших рук?

Каменев: Да».

Это выдавленное Каменевым пересохшим ртом, почти сквозь зубы «Да» многозначительно. Говоря современным языком, это признание, что он был в числе заказчиков убийства. Но где блеск расхваливаемых ораторских способностей лидеров оппозиции?

Он проявился в другом. Обвиняемые сочли несправедливым, что оказались единственными «козлами отпущения» грехов Троцкого. И 20 августа Зиновьев, Каменев и Рейнгольд дали на суде показания против ряда оппозиционеров, занимавших высокие посты в государственных структурах. Это вызвало переполох и повальную панику в рядах заговорщиков, остававшихся на свободе.

И в ЦК не сразу решились предать эту информацию гласности. Телеграмма от 20 августа, направленная из Москвы Сталину Кагановичем, сообщала: «Каменев при передопросах прокурора о правильности сообщаемых подсудимым фактов подавляющее большинство их подтверждает...

 Некоторые подсудимые, и в особенности Рейнгольд, подробно говорили о связях с правыми, называя фамилии Рыкова, Томского, Бухарина, Угланова. Рейнгольд, в частности, показал, что Рыков, Томский, Бухарин знали о существовании террористических групп правых...

Мы полагаем (курсив мой. – К. Р.), что в наших газетах при опубликовании отчета о показаниях Рейнгольда не вычеркивать имена правых. Многие подсудимые называли запасной центр в составе Радека, Сокольникова, Пятакова, Серебрякова...

Все инкоры в своих телеграммах набросились на эти показания как на сенсацию и передают в свою печать. Мы полагаем, что при публикации отчета в нашей печати эти имена также не вычеркивать».

Подсудимые признались, что они принадлежали к плохой компании. В заключительном слове Зиновьев заявил: «Мой дефективный большевизм превратился в антибольшевизм, и я через троцкизм пришел к фашизму. Троцкизм – это разновидность фашизма, и зиновьевщина – разновидность троцкизма».

Они снова торопились покаяться; сдавая своих сторонников, они надеялись спасти себе жизнь. И названные участниками процесса поименно, но еще остававшиеся на свободе, заговорщики были потрясены. Они чувствовали себя преданными и не скрывали своего возмущения.

Пятаков с гневным пафосом писал в газетной публикации: «После чистого, свежего воздуха, которым дышит наша прекрасная, цветущая социалистическая страна вдруг потянуло отвратительным смрадом мертвецкой. Люди, которые уже давно стали политическими трупами, разлагаясь и догнивая, отравляют воздух вокруг себя... Это люди, потерявшие последние черты человеческого облика. Их надо уничтожать, как падаль, заражающую чистый, бодрый воздух советской страны...»

 Письмо Пятакова заканчивалось словами: «Хорошо, что Народный комиссариат внутренних дел разоблачил эту банду... Честь и слава работником Народного комиссариата внутренних дел».

Не менее воинственно отреагировал Карл Радек: «Из зала суда... несет на весь мир трупным смрадом. Люди, поднявшие оружие против жизни любимых вождей пролетариата, должны уплатить головой за свою безмерную вину».

Однако эти гневные филиппики уже не могли спасти заговорщиков. Как бы остужая головы «обличителей», Вышинский объявил на процессе, что на основе показаний Каменева, Зиновьева и Рейнгольда он отдал распоряжения провести расследования в отношении Томского, Рыкова, Бухарина, Угланова, Радека и Пятакова. Он сообщил, что аналогичные сведения позволили возбудить уголовные дела в отношении Сокольникова и Серебрякова.

Узнав об этом, Томский на собрании в ОГИЗе признал, что имел тесные оппозиционные контакты с Каменевым и на следующий день, 22-го августа, покончил жизнь самоубийством. Он оставил записку Сталину, в которой свои ошибки объяснял влиянием Каменева и Зиновьева. Он написал: «Я глубоко презираю эту подлую банду!»

В этот же день Каганович, Орджоникидзе, Ворошилов, Чубарь, Ежов телеграфировали Сталину: «Передаем Вам шифром текст приговора, опустив формальную часть – перечисление фамилий. Просим сообщить Ваши указания».

Сталин ответил на следующий день. Он обратил внимание на психологические моменты: «Первое, проект по существу правилен, но нуждается в стилистической отшлифовке. Второе, нужно упомянуть в приговоре в отдельном абзаце, что Троцкий и Седов подлежат привлечению к суду, или находятся под судом, или что-либо в этом роде. Это имеет большое значение для Европы, как для буржуа, так и для рабочих».

Тем временем лица, названные на процессе обвиняемыми в качестве сообщников, спешили продемонстрировать свою лояльность власти. «Правда» 21 августа опубликовала статьи Раковского «Не должно быть никакой пощады» и Пятакова «Беспощадно уничтожать презренных убийц и предателей'.

Отмыться спешили многие. В этот же день «Известия» поместили материал Карла Радека «Троцкистско-зиновьевско-фашистская банда и ее гетман Троцкий», а 24-го числа в «Правде » появилась статья Преображенского «За высшую меру измены и подлости – высшую меру наказания».

Поэтому нет оснований относиться критически к тому, что Каганович, Орджоникидзе, Ворошилов и Ежов телеграфировали 24 августа в Сочи: «Политбюро предложило отклонить ходатайство и приговор привести в исполнение сегодня ночью. Завтра опубликуем в газетах об отклонении ходатайства и приведении приговора в исполнение».

Сталин ответил в этот же день: «Согласен». Четырнадцать приговоренных по делу «троцкистско-