вступившем в строй новейшем линкоре «Дредноут», появление которого разом перечеркнуло существование огромных флотов броненосцев. В Великую войну командовал монитором, эсминцем, потом долгое время исправно тянул «лямку» на административных должностях. И вот сэр «Винни» вспомнил еще не старого адмирала и вручил в его руки судьбу британской короны.
Еще бы — если на материке погибнут десять вышколенных кадровых дивизий, попавших в окружение, то Англия останется практически беззащитной, ибо восстановить армию будет чрезвычайно трудной задачей.
Танки и пушки не более чем расходный материал, такой как эсминцы, это он прекрасно понимал по флоту, но беда в том, что потеря драгоценных «экипажей», когда новобранцы еще не обучены, для британской короны может обернуться крайне дорого. Тут недалеко и до катастрофы!
Знакомый гул моторов над головой заставил моряка взглянуть на небо. Прямо над ним пролетели два десятка стремительных «птиц», похожих на стрижей, — «Спитфайры» нужны там, под Дюнкерком, где сейчас решается судьба Британии.
В любой другой обстановке адмирал бы выругался, но не сейчас, когда десятки глаз смотрят на него с надеждой. Не пристало джентльмену показывать свое беспокойство прилюдно — именно природное британское хладнокровие позволяло много раз прославленным генералам и адмиралам империи побеждать тогда, когда даже враг считал, что британцы потерпели сокрушительное поражение. Ну и что? Позвольте спросить беспристрастную Клио — в каком гальюне потом оказывались эти враги?!
Так и эти немцы — сейчас они на волне, но пройдет пара лет, как опять станут щелкать зубами и униженно просить перемирия. Так было всегда у империи, над которой никогда не заходит солнце. Вечно! Ибо Британии предназначено править миром!
Адмирал пристально оглядел свой гигантский, если судить по количеству собранных единиц, флот. Еще несколько сотен суденышек уже шли через Канал к близкому побережью Бельгии и Франции — спасать английских солдат.
Рамсей отдавал себе отчет, что будет великим счастьем, если удастся вывезти хотя бы треть. Дело в том, что Дюнкерк, единственный пригодный для эвакуации порт, был захвачен немецкими танками, и вывозить предстояло с абсолютно не оборудованного побережья, причем к большинству суденышек солдаты смогут подойти по горло в воде, если вообще не вплавь. А как прикажете в такой ситуации вывозить раненых?!
Но самым страшным было то, что флот не мог оказать им поддержки — проклятое мелководье не позволяло подойти кораблям с большой осадкой. А стоять на якоре и потихоньку забирать людей со шлюпок и катеров было безумием — транспорт не простоит и часа, как будет утоплен германскими пикировщиками. Можно, конечно, задействовать два десятка эсминцев, но потери, боже, какие будут потери?!
Адмирал скривил губы в горькой ухмылке — после той войны все мониторы, за исключением двух, вооруженных тяжелыми 15-дюймовыми орудиями, пошли на разделку. Ах, как бы они сейчас пригодились! Ведь их специально строили для боев на мелководье вдоль всей Фландрии. Эти три десятка мониторов просто смели бы с берега огнем своих мощных пушек зарвавшихся немецких танкистов, ворвались бы в порт и на раз-два провели эвакуацию. Но чего нет, того уже нет. И не обвинить их лордства в допущенной ошибке — кто тогда знал о таком будущем?! А содержание первого в мире флота накладно даже для богатой империи, которую и так разорила долгая четырехлетняя война.
— Ну что ж, пора начинать «Динамо», — пробормотал адмирал и усмехнулся. Название для этой операции придумал сам премьер-министр, сэр Уинстон Черчилль. Везунчик! И пусть твоя удача хоть частично перейдет на эти утлые челны, которым предстоит совершить невозможное!
Андрей не сразу сообразил, что происходит. Вроде он стоял напротив Остера, ожидая выстрела, а тут перед ним внезапно выросла широченная спина, полностью перекрыв ему обзор. Родионов высунул нос за мощное плечо и все понял. Реакция у вчерашнего боксера оказалась изумительной — за доли секунды Макс Шмеллинг заслонил его собой.
Полковник Остер лежал на полу, согнувшись в три погибели, закатив глаза к потолку, бледно- кровавый. Бледный потому, что был без сознания, а из расплющенного богатырским ударом носа, словно из брандспойта, хлестала кровь. Полный нокаут!
— Айн, цвай, драй…
Ерническим тоном Андрей начал отсчет, принятый на ринге, совершенно забыв в ту минуту, кто он и где находится. Его обуревала непонятная радость, внезапно захотелось даже петь. Такое состояние ему было знакомо — еще с Афгана, когда чудом избежал смерти, выбравшись из горящего танка, что подорвался на нехилом фугасе и получил еще пару попаданий из РПГ.
— Мой фюрер, — тихо пророкотал голос боксера, — считать не нужно, господин полковник будет долго в беспамятстве.
— Да, конечно, — задумчиво пробормотал Родионов, глядя на крепкий и внушительный кулак боксера. Приложит таким — мало не покажется. Но то эмоции — а взглядом он обвел оцепеневших людей, напомнивших ему финальную сцену «Ревизора».
И тут все замельтешило перед глазами, словно пленку просмотра перевели на ускоренный режим. Трое плечистых парашютистов в голубоватой форме люфтваффе сомкнулись вокруг него — их взгляды не сулили собравшимся ничего доброго. Еще двое десантников с обер-лейтенантом, что командовал планеристами при захвате неприступного бельгийского форта, занялись Остером, и вскоре на ладони офицера лежал небольшой пистолетик.
— Он хотел стрелять в вас, мой фюрер! Иуда! — с рычанием в голосе произнес молодой офицер и сделал энергичный жест рукой. Андрей сразу не понял, к чему такое рукомахательство, но через секунду все прояснилось. А ведь зря говорят, что немцы педанты и не любят проявлять инициативу. Как бы не так — десантура германская явно из другого теста слеплена.
Два парашютиста дружно навалились на еще одного полковника абвера, что с бледным лицом стоял среди награжденных и зачем-то сунул руку в карман. Секунда — офицеру уже заломили руки, весьма профессионально, куда там родной московской милиции. Вот только вместо ожидаемого пистолета из кармана вытянули большой носовой платок — полковник просто хотел вытереть вспотевшее от переживаний лицо.
Андрей усмехнулся — а еще говорят, что у разведчиков железобетонная выдержка. Щас! В общаге среди нищих студиозов было популярно одно высказывание — все мы люди, все мы человеки.
— Мой фюрер! Небо хранит вас для рейха!
Геринг прямо лучился самодовольством, растопырив руки, словно это он прикрыл фюрера от смертоносного свинца. А толстые губы сложились таким умилительным сердечком, что Андрея передернуло.
«Да уж! Боров свою выгоду носом чует, его же парашютисты. Ишь как на Шмеллинга глянул, словно золотишком осыпал. Теперь у мужика карьера резко в гору пойдет», — мысль в голове пронеслась стремительно, и Родионов, в свою очередь, положил ладонь на широкое плечо Шмеллинга.
— Благодарю вас, Макс!
— Это мой долг — защищать Германию и фюрера! — внушительно ответил боксер, и Родионов понял, что дальнейшие благодарности будут неуместны, они только станут обидными для парашютиста.
— Хорошо. Вы настоящий солдат, Макс, — тихо произнес Андрей, убрал руку с плеча верзилы и пошел к невысокому худому адмиралу, что выделялся среди собравшихся несколько бледноватым лицом. Еще бы — у этого выдержка на высоте, четверть века в разведке, всякие коллизии видел. Вот только губа у адмирала чуточку дрожала — Канарис явно чувствовал себя не в своей тарелке. И было отчего…
— Это же прелестно, господа, — Андрей решительно перешел ко второму акту Мерлезонского балета. — Глава военной разведки рейха сам является шпионом. Ведь так, адмирал Канарис?!
— Мой фюрер, — голос моряка был тверд, а взгляд словно резанул алмазом по стеклу. — Это какое-то чудовищное недоразумение! Я не ожидал, что полковник Остер…
— Оставьте, адмирал, ваши отговорки. Ваша карта бита, любитель двуликого Януса. Это же ваш кумир?! Бог лжи и обмана. Так ведь, Канарис?! Я про вас много знаю. А господа генералы сейчас
