значительное место, но эффективность не сравнить, как и уровень жизни. А почему? Дело в том, что как ни крути, но конкуренция — дело великое. Оттого в Германии в магазинах полки набиты, а в России, даже в столице, они пусты.
Военное производство СССР выпускает технику вполне сопоставимую по качеству, но в гораздо большем количестве. Парадокс? Нисколько, ибо здесь конкуренты есть, только выступает в их роли противник.
Да и с идеей мировой революции не так все просто. Почему Сталин передушил вожаков Коминтерна? Да и Испании он оружие продавал, заполучив взамен золотой запас страны. А Хрущев и Брежнев, наоборот, бесплатно гнали технику в неимоверных количествах в любую точку мира, где могли с трудом проговорить слово «коммунизм». И что в итоге — опять разоренная страна, карточки на многие товары, ничего не стоящие деньги. Конечный результат он видел собственными глазами, когда народ, стряхнув коммунистический дурман, ударился во все тяжкие. Нужно ли такое повторение истории?
Геринг ошарашил его своим мнением — коммунист ли Сталин? Сейчас Андрей не пришел к однозначному выводу — то, что он узнал за это время, во многом опрокидывало его давешние представления. Нет, Сталин коммунист — это точно. Но в то же время давший приоритет не только интернационализму, но и патриотизму. Особенно в годы войны, когда нужно было спасать Россию. Вот тогда он и вспомнил и про церковь, и про погоны, и Суворова с Кутузовым. Но не сейчас — хотя фильм «Александр Невский» и снят. Но он один такой — видно, вождя сомнения одолевают, стоит ли патриотическую карту разыгрывать. Мало ли что?
В одном Андрей был точно уверен — коммунисты держались у власти благодаря не только социальной демагогии, но и террору. Именно постоянное кровопускание, в результате которого гибли те, кто имел свое суждение, и привело в конечном итоге к созданию дремучей массы, название которой закрепилось в обиходе — «совки». Загнав церковь (Хрущев обещал к 80-му году построить социализм и показать последнего попа), растлив и развратив народ с малых лет (а как иначе получить Павликов Морозовых, готовых донести на собственных родителей?!), погрязнув во лжи и трескучих словах, но отказавшись при Брежневе от террора, коммунисты вырыли себе яму, в которую их и свалили. Какая уж тут всенародная поддержка?!
Нет, помогать им в этом деле нельзя, но и воевать тоже — взаимное истребление не может нести ничего доброго. Более того, за эти три недели он полностью убедился, что социализм оказывается абсолютно разным.
У немцев материнство и детство находятся под такой защитой, что сравнивать нечего. Безработицы нет как таковой, но если у Сталина переполнен ГУЛАГ, то здесь работяги имеют приличную зарплату и даже сейчас могут позволить такое, что наши могли приобрести лишь в шестидесятые, если не семидесятые годы.
Так что определение «казарменного или лагерного социализма» сейчас вызывало у Андрея не только отторжение, но и ненависть. Теперь он понял, почему европейцы до дрожи боялись СССР — кому ж понравится иметь рядом с собой соседа, который не только вооружен до зубов, но и пролить кровушку не погнушается. А уж все, что нажито трудом, так конфискует махом, не задумываясь ни на секунду, по гениальному ленинскому принципу «грабь награбленное». Все должны быть равны, а такое достигнуть можно, если народ одним махом превратится в нищих…
— Статс-секретарь генерал Мильх уже принял меры по увеличению выпуска боевых самолетов, — голос Геринга привел Андрея в чувство, оторвал его от размышлений. Фамилия второго человека в люфтваффе была ему знакома, как и то, что он был чуть ли не единственным евреем среди генералитета авиации. По крайней мере, так писалось в одной из книг. И он решил проверить этот факт.
— И как же вы его сделали немцем, фельдмаршал? — со смешком спросил Андрей, решив, если что не так, свести все к глупой шутке, дав немедленно задний ход.
— Мы из него сделали ублюдка, чья мать согрешила! — Геринг заржал, совершенно не стесняясь. Гордость прямо его распирала. — Тем более что быть родовитым ублюдком намного лучше, чем иметь родного отца-еврея!
— Ага, — машинально согласился Андрей, зная пещерную ненависть нацистов к евреям, понять которую он просто не мог. Уничтожать детей в газовых камерах и гордиться этим?! Нет и еще раз нет! Нужно что-то сделать, но как?! И неожиданно его осенило.
— Скажите, фельдмаршал, что дороже — капля благородной немецкой крови или ведро черной еврейской? — вкрадчиво спросил Андрей, видя, что лицо толстяка несколько вытянулось. Всем своим видом тот давал понять, что принимает вопрос чисто риторическим, на который не требуется ответа. — Так почему солдат, бабка которого была еврейкой, награжденный в ту войну Железным крестом, проявивший храбрость при защите рейха, считается евреем?!
— Так он же на четверть еврей! — быстро ответил Геринг и недоуменно посмотрел.
— Так вы хотите сказать, что четвертушка гнилой крови способна задавить втрое большее количество благородной германской крови?! Так ведь?!! Что три наших славных летчика люфтваффе не стоят одного пилота-еврея английской авиации?!!
— Нет, мой фюрер! Конечно, нет! — возопил Геринг, за одну секунду посерев лицом.
Глаза толстяка вылезли из орбит, лоб собрался морщинами — умозаключение Гитлера его шокировало, ведь о таком повороте он раньше просто не задумывался. И Андрей, уловив это, решил еще больше надавить, он уже понял, как правильно нужно его «грузить».
— Мы несколько поспешно приняли расовые законы, мой друг! Тот, в ком есть германская кровь, не может быть поляком, французом или евреем по определению, если в нем бьется наш дух и сердце. Он немец, и точка! Неужто наша кровь проиграет схватку чужой, что даже не кровь, а так, жидкость?! — теперь уже завопил и сам Андрей, чувствуя, что внутри «очухался» настоящий Гитлер. — Мы немцы, фельдмаршал, если в нас течет хоть капля крови и горит ледяное пламя нордического духа! А потому на ваше люфтваффе ляжет нелегкое бремя показать всем, что такое настоящая германская кровь! И вы примете всех новых немцев, Геринг, что стали «евреями» по глупости и преступному недомыслию Гиммлера!
Удача явно была на стороне немцев — не успел Люк произнести команду «огонь», как над портом появилась целая эскадрилья бомбардировщиков люфтваффе, направлявшаяся, по всей видимости, в Англию. Они пролетели над портом, но тут один самолет сбросил три бомбы. Или по ошибке, или захотел попасть в эсминцы — ответа Люк не знал, зато возрадовался, когда увидел взметнувшиеся в небо водяные столбы — наглядное подтверждение его нахальства и блефа.
— Огонь! — прокричал капитан, терять такой удобный момент он не хотел.
И тут же не очень эффективный, но интенсивный и эффектный град обрушился на намеченные заранее цели точно салют. Можно было любоваться этим фейерверком синих, красных и желтых трассеров, дополненных выпущенными сигнальными ракетами.
Эсминцы, как только узрели бомбардировщики в небе, тут же прервали погрузку и стали уходить прочь из гавани, быстро набирая ход. Немецкие зенитки уже перенесли огонь на них, а это добавило кораблям резвости.
Тем более когда один из снарядов поразил концевой эсминец, за которым тут же потянулся дымный след. Правда, и ответный огонь британцев нанес немцам потери, хотя намного меньше, чем рассчитывал капитан, но больше, чем он желал в глубине души.
В этот момент в лазурном небе появились два британских бомбардировщика «Веллингтон», попытавшиеся атаковать позиции зенитчиков. Лучше бы они этого не делали — расчеты тут же вспомнили свою основную специальность. Длинные хоботы орудий тут же задрались и первым же залпом поразили тихий, еле ползущий в синеве бомбовоз.
Экипажу повезло, в небе вскоре расцвели белые круги парашютов и медленно поплыли к земле. Второй «Веллингтон», посмотрев на печальную участь товарища, от атаки отказался и под громкий смех зенитчиков, с ликованием отмечавших победу, растаял точкой вдали, устремившись к родным берегам не столь далекой отсюда Англии.
— Над городской ратушей французы подняли белый флаг! Это капитуляция, герр гауптман!
